Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг
Дневник участника психотронных экспериментов по контролю сознания и управлению мышлением
Январь 2015 года
Я собрала приемы, применявшиеся пси-операторами особенно часто в начале психотронных экспериментов (ноябрь 2014 - январь 2015):
Одна и та же мысль прокручивается в сознании не раз, будто у меня имеется опасение ее забыть или хочется развить мысль дальше, но это не получается.
На каждую мою собственную мысль пси-оператор задает вопрос, заставляя вступить в диалог.
Торможение памяти (блокировка) – я хочу свою новую мысль выразить словами, но вдруг чувствую, что не могу найти для нее подходящих слов, хотя раньше это для меня не было проблемой. Мысль при этом я не забываю полностью, но высказать не могу. Чуть позже с помощью ассоциации или случайных наводок со стороны самих пси-операторов я ее вспоминаю. Также торможение памяти касалось отдельных фамилий, названий. Торможение памяти имело лишь краткосрочный эффект, целью его было, возможно, заставить меня, преодолевая торможение, вспоминать заблокированное. Я сочла более разумным не напрягаться в этот момент, а подождать несколько секунд, пока торможение памяти не закончится, после чего позабытое само о себе напоминало, или пренебречь заблокированной мыслью из-за ее малой значимости.
Подколпачный втягивается в диалог с пси-операторами или, по крайней мере, проявляет любопытство к тому, о чем они говорят, благодаря появлению среди них нового лица (гостя, нового сотрудника), наивно задающего вопросы своим собеседникам о том, что подколпачный уже слышал не раз и к чему отчасти потерял интерес, заставляя его снова и снова слышать обсуждение одного и того же.
Использование противоречий, отмена ранее сделанных заявлений («вы можете спать… но нет, постойте, еще один вопрос» и так всю ночь, «все это так, но на самом деле не так», «сделайте это, нет, лучше это»). Подколпачный-новичок оказывается в состоянии растерянности. Аналогично: «опровергай то, что до этого утверждалось, а затем опровергай само опровержение», «называй ложью очевидную правду и выдавай за правду явную бессмыслицу».
Пси-операторы заявляют подколпачному о фактах его жизни, извращая их, что должно, по их замыслу, вызвать у него эмоциональный протест или возмущение, зацепить его эмоционально. Эмоции использовались пси-операторами на всех стадиях психотронного эксперимента, имели для них чрезвычайно важное значение.
Угрозы и Смех. Угрозы операторами использовались реже, чем попытки смешить в неподходящее для этого время и в неподходящем месте. Впервые прием смеха применился по отношению ко мне в день, когда я почти не уделяла невидимкам внимание, находясь вне дома. Случайное слово, отысканное пси-оператором в моей памяти, меня насмешило. Почувствовав удачу, она повторяла это слово до тех пор, пока я не вернулась домой, получая одну и ту же реакцию с трудом сдерживаемого смеха. Угрозы, регулярно повторявшиеся: «она не понимает, с кем говорит (с кем связалась)», «вы никуда не пойдете, иначе...», «вы это не сделаете, а то...».
На любом этапе психотронной обработки используются инструменты:
1. Давление на чувство стыда («мы знаем, что вы сейчас делаете», «мы расскажем другим о том, что вы делаете»),
2. Вызов страха за себя или близких.
3. Формирование неуверенности в себе («она все равно ничего не понимает» - касается прочитанных книг, просмотренных фильмов, «мы бы сделали по-другому» - касается очень многих действий подколпачного).
Эти инструменты используются даже тогда, когда подколпачный уже разобрался в происходящем, пренебрегая ложным стыдом и игнорируя ментальные угрозы. Больший, шокирующий эффект применение этих инструментов дает лишь на начальном этапе обработки подколпачного, впервые с этим столкнувшимся.
После моего окончательного освобождения во второй половине декабря от первоначальных заблуждений, вызванных ментальным «вторжением», начались открытые психотронные эксперименты невидимок, не озабоченных сокрытием или искажением своих голосов масками. Пси-операторам требовалось вызывать меня на прямой диалог и поддерживать его, сколько можно. Такой диалог был возможен лишь с людьми, обладающими своей неповторимой индивидуальностью. В это время инициатива принадлежала Говорку, которой помогала Пианистка.
Я не работала в декабре - январе, и все мое время принадлежало пси-операторам, использовавшим его для моего тренинга в прямых диалогах. Даже просматривать кинофильмы в это время я не могла без их вмешательства.
Во время таких диалогов Говорок говорила мне: «Говорите то, что Я вам приказываю, а не то, что вы хотите». Она часто говорила мне: «Вы должны», заставляя меня недоумевать: «Откуда взялся долг?»
Говорок говорила мне: «Мы сказали вам – "Всем спокойной ночи", а Вы что нам ответите? "И вам не хворать"? Хорошо, пусть будет так». Ответная фраза – «и вам не хворать», намеренно лишенная смысла, была выбрана мной самостоятельно и должна была быть произнесена по команде - после определенной фразы пси-оператора, завершая диалог, который тут же возобновлялся, но уже на другую тему, очередным вопросом Говорка. Я спрашивала ее: "Зачем нужно отвечать этой фразой?" Она ответила: «Чтобы знать, что вы с нами, Вы нам отвечаете, значит, вы наша!». Ежедневно и многократно звучала эта фраза в течение месяца, но я вначале стала придумывать новый ответ на нее, вместо ментального «проговаривания» предопределенного ответа, что не нравилось Говорку, затем вовсе перестала отвечать. Вместо этого я говорила ей в утешение: «я и так с вами всегда, а вы со мной». Но невидимка долго не унималась, желая добиться от меня бездумного подчинения. В конце концов, игра с обменом условными фразами закончилась. Со стороны пси-операторов стало звучать: «закрепить результат» после завершения куска прямого диалога. Позже Говорок, любительница зашифрованных выражений, стала произносить фразу: «а теперь попрыгаем козликом», что на ее языке означало: «все идет, как надо, хотя следует постараться, чтобы стало еще лучше».
Говорок говорила: «вы можете отвечать и можете не отвечать, но лучше отвечать». Или: «вы можете не говорить с нами, но лучше говорите».
Пианистка в это время часто задавала мне один и тот же вопрос: «Как вы дошли до жизни такой?» Сначала я старалась находить на каждую постановку вопроса разный ответ: «дошла, как все», «не дошла, а доехала», «еще в пути», потом, не желая повторяться, вовсе перестала на него отвечать, после чего вопрос стал задаваться все реже, пока не угас совсем.
Еще один прием: пси-операторы довольно долго вели со мной активный диалог, и вдруг, после их очередной и не самой короткой фразы, адресованной мне и содержащей либо вопрос, либо реплику, требующую от меня живого реагирования, я оказалась в ментальной «тишине», я почувствовала себя в глупом положении, словно разговаривала сама с собой. Я замолчала, обидевшись на них, после длинной паузы невидимки заговорили снова. Это повторялось.
Пси-оператор часто, особенно в начале психотронных экспериментов, говорила мне: «вы – уникум, нет, вы не уникум, а …» Следовала пауза, когда ожидалась моя реакция на эту незаконченную фразу. Если я проявляла самодовольство и ожидала услышать комплимент, то слышала «дура», если - недоверие или равнодушие, то фраза повисала в воздухе. Идея самой продолжить и завершить эту фразу мне в голову не приходила ни разу. Позже эта фраза изменилась. Мне говорили только: «Вы…», оставляя за мной инициативу ее продолжения. Почему-то мне казалось, что как и раньше, будет произнесено «уникум», я ожидала услышать это слово, но напрасно. В чем фишка, я так и не поняла.
Вначале пси-операторы испытывали трудности при расшифровке метафор, которые я часто употребляла в размышлениях, но затем научились их распознавать и даже сочинять в моем духе .
Я услышала в полусне, как мне давали указания того, что я должна сделать. Я проснулась и поняла, что на меня воздействовали и во сне, и очень часто. И просыпалась раньше посреди ночи я не случайно, а от воздействия пси-операторов на мой мозг.
Невидимки отслеживали мои сны и уверяли, что способны влиять на их картины. (Прим. 2017 года: пси-операторы не только отлично знали о моих снах в период их ментального "вторжения" или более древних, сохранившихся в моей памяти, но и могли создать для меня канву сна, предлагая некие обстоятельства. Однако, помещенная во сне в смодулированные обстоятельства, я действовала в них таким образом, который соответствовал моей природе. Навязать мне через сон образ действия оказалось невозможным. Приведу в пример свой сон, который уже описывала. Судья, тонувшая в возрасте 31 года. Картина сна была типично психотронной: изображение обрезанное, с четкими границами, с фоном, заполняющем всю картинку. Фон составлял скопище точек, напоминающих пузырьки воздуха, которые поднимаются при погружении тела в воду, отчего мне и показалось, что судья тонет. Тело ее было обнажено полностью в верхней части, нижняя часть была обрезана. Голова была чуть повернута в сторону, отчего возникало впечатление расслабленности, что также подтверждало предположение о ее гибели. Моей реакцией во сне на картину стала попытка спасти судью. Во сне я обхватила ее за талию и пыталась тянуть наверх. Я подозреваю, что во сне мне пытались навязать иное отношение к судье - лесбийское и соответствующие действия. Для этого и тело было подано полуобнаженным и расслабленным с фоном, призванным по замыслу ментальных "художников" вызвать у меня некие эмоции. На деле, не обнаженность судьи в моем сне привлекла мое вниманиие, а опасность, которой она подвергалась. Моей природе ближе роль спасателя, чем престарелой эротоманки, попытки превращения в которую оказались безуспешными. Моя природа складывалась десятками лет и изменить ее в один миг, думаю, невозможно.)
Однажды я проснулась посреди ночи и уловила произносимую невидимкой (это была Говорок в маске «девчушки-малолетки», как установлю позже) с торжественными интонациями фразу: «я посылаю тебе гибель и не желаю тебе добра». Чуть позже я услышала несколько подобных заклинаний во время отхода ко сну или в момент принудительного пробуждения от сна. Это уже было «разводилово», возможной целью которого было обесценивание в моих глазах первой случайно услышанной мной фразы, имеющей определенную информационную ценность.
В прошлом мне не раз снились сны, в которых я, сложив пальцы «пистолетом», стреляла в людей, в которых видела опасность для себя, иногда они падали, как убитые, иногда нет. В ментальном представлении невидимок было то же – «силой мысли» я убивала людей и верила в это благодаря комментариям. Пси-операторы всегда были осведомлены о моих свежих снах, а также о старых, если я сама их помнила.
«Мозг, он не дурак», сказала однажды одна из них. «Потому что не дает одурачить себя посторонним», - продолжила я эту мысль. Все это было сказано по поводу посыла мне пси-операторами импульса-приказа совершить определенное действие. Я поняла импульс правильно, но продолжала критически относиться к таким приказам, оценивая их с точки зрения: нужно ли это мне. Передача таких импульсов – следующий этап психотронного эксперимента после попыток подмены мыслей.
Получая мою реакцию на принятую от них речевую формулу, которая могла быть и длинной, пси-операторы были в состоянии установить (и для них это было важно), на что именно, на какое слово в услышанной мной тираде была реакция. Когда еще в начале психотронных экспериментов я реагировала на какое-либо слово, то замечала внезапную остановку в болтовне пси-операторов, специфические ощущения в голове, затем следила по комментариям пси-операторов, как они постепенно приближаются к разгадке, чувствуя, что они на верном пути (я сама своими реакциями-сигналами типа «правильно», «почти правильно», «допустимо», «не правильно» на реплики пси-операторов в ходе поиска вела их к разгадке, к точному результату, вернее, это делал мой мозг), затем пси-оператор оглашала с победной интонацией то, что заставило меня отреагировать. В дальнейшем процесс угадывания перестал представлять для меня интерес - я считала, что они всегда найдут в моей голове то, что ищут. Хотя не исключено, что с появлением у меня равнодушия к процессу и уклонением от реагирования невидимки стали испытывать трудности, т.к. мои реакции здесь имели ключевое значение.
