Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

20 июля 2015 года

После утреннего пробуждения операторов почти не было слышно – только отдельные реплики достигали моего внутреннего слуха. В это время отметила несколько попыток передачи мне мыслеформ императивного характера. Эти попытки были мной отклонены. В ушах стоял сильный шум, пару раз прозвучали «случайные» слова. «Разводить» меня уже не пытались. Затрагивались определенные участки моей памяти, что создавало у меня ощущение «самораскрытия», «развязывания языка» против моей воли, ответов на вопросы, которые явно мне не задавались – это было их старым приемом, с которым я познакомилась еще в начале 3-го эпизода пси-обработки.

После 7 часов утра операторы возобновили попытки «вбрасывания» в мое подсознание готовых мыслеформ, которые я стала называть «диверсантами» и отметили, что я пресекаю такие попытки, также пытались подталкивать меня к мышлению на низком и непродуктивном уровне – ментальному флуду.

Пси-операторы исследовали разные моменты (сон, полусон, активный развод), разные мои состояния с целью выявления наиболее удачного для вбрасывания в мое подсознание мыслей-«диверсантов», но так и не определились, хотя просматривался интерес к ночному расслаблению.

Во время основной работы весь день я сталкивалась с их «прилипанием» - не столько к моим мыслям, сколько к ощущениям, моему восприятию всего, что попадало в поле зрения. Каждое мое ощущение озвучивалось Пианисткой как бы от моего лица, т.е. почти в моем духе, но одновременно и в духе самой Пианистки – ухарско-комическом, и ее голосом.

В середине дня операторы сделали новую попытку вбрасывания в мое подсознание мыслеформы. В этот момент у меня было такое ощущение, словно легчайший ветерок навевает мне в уши слова, только слова эти достигали моего подсознания без помощи обычного слухового аппарата. Я понимала, что слышу речь, но общий смысл мыслеформы ускользал от меня. Ощущение при этом было неприятным, противоестественным, у меня возникало инстинктивное желание ускользнуть от неприятного ощущения, в результате я закрывалась от «диверсанта». Пси-операторы комментировали это: «Конечно, мы давим полем, но без этого нельзя».

В метро закрыла глаза, почувствовав легкую дремоту, и сразу услышала «кашу» с той же реакцией на нее своего мозга, как и на «диверсанта» - отторжения. Я даже как будто что-то из нее стала улавливать, понимать, но содержание ее было настолько далеко от меня, моего бытия, что я потеряла к ней интерес. В это время у меня снова возникло ощущение легкой умственной деятельности (ее имитация или настоящая, не знаю) – появилась заинтересованность и готовность слушать «кашу», вникая в ее подробности. Соблазн длился не более минуты – я отвергала и «кашу». Состояние дремоты, которое возникло в метро, было вызвано искусственно, с помощью пси-техник, оно возникало у меня еще утром, хотя сон был достаточной продолжительности. «Каша» в состоянии дремоты настойчиво навязывалась мне в течение дня не один раз, я всегда старалась открывать глаза, едва услышав ее, и гнать прочь дремоту, насколько это было возможно.

Дважды в середине дня испытала полуобморочные состояния в течение нескольких минут. Оказывалось сильное давление на мозг, много раз за день сильно закладывало уши. На этот раз к выдаче «каши» была причастна Говорок – я слышала ее голос (раньше слышала Пианистку). Говорок получала информацию от своих ассистенток, более осведомленных в положении дел. Говорок занялась проверкой моего слуха после моей очередной попытки избежать прослушивание «каши». К 15 часам звучание их голосов стало крайне тихим.

Много раз в течение дня звучали «случайные» слова. Теперь все чаще в момент звучания таких слов применялся «захват» моего внимания, словно меня хотели заставить слушать силой. Я была вынуждена слушать эти слова. Пианистка называла «захват» внимания по-своему: «остановись, мгновенье».

В 17 часов в метро я опять расслабилась, закрыв глаза, и тут же полилась «каша». На этот раз я ухватила из ее содержание кусок фразы: «колени гнутые» и увидела при этом в своем сознании зрительный образ нижней части скелета человека, сустава, как бы иллюстрацию произнесенного. Изображение было рисованным, но очень четким, словно взято из анатомического атласа. Я не заметила, когда погрузилась в транс, но едва закрыла глаза, как моментально зазвучала «каша». Возможно, на этот раз интерес у меня к ней был подогрет и тем, что услышанное могло иметь ко мне отношение – у меня стали появляться проблемы с коленным суставом. Но содержание нынешней порции «каши» заключалось не в одной фразе о коленях гнутых, ее звучание было продолжительным, у меня возникало ощущение затягивания, словно невидимая сила заставляла меня слушать. Я пугалась этого ощущения и заставляла себя выходить из транса, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом (картинах внешнего мира). Во время следующей подачи «каши» я заметила, что ее появление можно предупреждать: раньше, чем зазвучат первые ее слова, в голове появляется своеобразное ощущение – поле, постепенно усиливающееся. Случайное совпадение или неслучайное – в эти моменты закладывало уши.

21 июля 2015 года

Ночью, еще до рассвета, была разбужена операторами. Сразу же почувствовала, что нахожусь в состоянии транса (ощущение сильного поля в голове, затуманенное сознание). Мне хотелось прогнать остатки естественного сна, но не удалось - я по-прежнему оставалась в состоянии полусна. В это время полилась «каша», я не пыталась слушать ее, она поступала в мое сознание не столь насильственно, как днем. Снова делались попытки вбрасывания в мое подсознание мыслеформ-«диверсантов». Незаметно уснула, не снимая наушники, из которых в мои уши лилась «громкая» музыка.

Сразу после утреннего пробуждения со стороны операторов начались очень осторожные попытки «развода», в дальнейшем они пытались подвести меня хотя бы к косвенному диалогу, к реагированию на свои реплики, пытались вклиниваться в мои размышления (я думала о дизайне готовящегося сайта) и «советовали» сделать что-то иначе, чем я хотела, это была грубая работа. Предпринимались грубые попытки нарушить ход моих мыслей путем перенаправления меня на другую тему или напоминанием о моих старых мыслях на какие-то другие темы.

С утра было ощущение тяжести на сердце, которая не проходила весь день, и некоторый упадок сил, какой бывает при сердечной недостаточности.

Днем, когда обдумывала содержание сайта и должна была неизбежно вспомнить о судье, я заметила по замечаниям операторов особый интерес именно к тем моим размышлениям, которые касались судьи.

Также как и в предыдущий день, операторы предпринимали попытки вызова у меня негативного отношения к работе и сослуживцам, используя для этого небольшое осложнение на моей работе, которое даже конфликтом назвать нельзя. Но оно было неприятно мне, привыкшей к хорошему отношению со стороны сослуживцев и реагирующей на малейшую несправедливость. В это время невидимки неоднократно сигналами-намеками или косвенными замечаниями указывали мне на этот инцидент, искусственно усиливая его значимость в моих глазах. Если бы я уже не знала о такой технике, это вполне могло бы привести меня к решению, как и год назад, оставить работу и заняться поиском новой. К настоящему времени применение ломающих ударов для ломки моего сопротивления доказало свою низкую эффективность, поэтому акцент в ломке мог сместиться в сторону подрыва финансовой стабильности.

Около 14 часов «плеточка» использовалась очень часто, но словно от скуки, томившей оператора.

К 15 часам дня поток мыслеформ-«диверсантов», вбрасываемых невидимками в мое подсознание, прекратился, не было больше «каши».

Ближе к 17 часам появились подсказки для повторения или принятия, они меня не интересовали и были отвергнуты сразу. Вскоре появилась сильная сонливость, которая через несколько минут немного ослабла.

Перед тем, как уснуть, почувствовала боль в левом ухе, которая длилась около минуты. Возникло сильное, нестерпимое давление в голове, которое длилось несколько минут, картина такого давления была уже иной, чем раньше – другое ощущение. Лишить меня сна операторы не пытались.

22 июля 2015 года

Ночью оператор Пианистка снова увлеклась изображениями – я получила от нее едва уловимые, с нечетким контуром, состоящие из отдельных штрихов, зрительные образы, намекающие на танцующие фигуры (я слушала музыку в наушниках). Картинки были сделаны в комическом стиле, и я подумала, что Пианистка умеет и любит рисовать.

После моего пробуждения голосов операторов почти не было слышно. Пианистка, озвучивавшая мои мысли в тот момент, показалась мне вялой и усталой. Мое наблюдение об этом тоже было мыслью, и в ответ на нее я услышала замечание, сделанное уже другим голосом, лишенным какой-либо индивидуальности: «кто это здесь притомился?» Фактически здесь просто была озвучена моя мысль, но я почему-то подумала: «а что, если мысль об их усталости возникла в моем сознании не сама, а благодаря усилиям пси-операторов? Это была настолько простая и малозначительная мысль, что могла прийти мне в голову, но могла и не прийти, а оказаться мыслеформой-«диверсантом». Это уже означало возникновение сомнения в защищенности моего сознания от влияния невидимок – их усилия в этом направлении я наблюдала ежедневно, но результат их был от меня скрыт. Пси-операторы как будто прекратили свою деятельность, по крайней мере, в наиболее грубом ее проявлении. Создавалось ощущение, что они находятся в ожидании какого-либо события. Я подумала о необходимости более тщательного контроля над мыслями, возникающими в моем сознании.

Около 8 часов получила пару сигналов-намеков бытового характера, которые сразу идентифицировала как чужие. Это принесло мне некоторое облегчение после возникновения сомнения, о котором написала выше, - я еще способна отличать свое от чужого.

Когда ехала на работу, почувствовала прилив сонливости. Тут же дала себе установку – не засыпать в метро. Сонливость вскоре исчезла. Чуть позже сонливость снова появилась и была чрезвычайно сильной – я испытывала ее до дверей своего учреждения. Но я уже не закрывала глаза при ее возникновении. В течение дня сонливость то спадала, то возникала снова, и так много раз. Весь день операторы пытались подталкивать меня к ментальному флуду, передавая множество подсказок, довольно грубых, поэтому хорошо заметных. Из-за сонливости я стала плохо их слышать, но впервые столкнулась с безразличием к этому с их стороны – еще недавно они озабоченно гулили, когда возникала проблема с мои внутренним слухом. Вялость, снижение интереса к своей работе, формальное отношение к ней – новое в поведении операторов, на что я обратила внимание сегодня, хотя проявилось это еще вчера.

Сонливость была настолько неестественной, что не заметить ее внешнее происхождение было невозможно. Она возникала днем на фоне сильного поля и после сна достаточной продолжительности. Эта сонливость вызывала сильнейшее желание закрыть глаза. Когда я сопротивлялась этому желанию, то оказывалась чуть ли не в полуобморочном состоянии, у меня дрожали веки, глазные яблоки, зрение нарушалось, в глазах все мерцало и дрожало. Попытки сосредоточиться на чем-либо в такие моменты могли немного помочь смягчить сонливость. Ночью искусственная сонливость, не переходящая в сон, выступала под видом т.н. «пограничного состояния» (вольно используемый Говорком термин, означающий естественное или искусственно создаваемое промежуточное состояние между сном и бодрствованием).

Днем один раз использовалась «плеточка». Я даже не обратила внимание на то, кто из операторов использовал этот инструмент: Пианистка или кто-то другой – мой интерес к ним настолько упал, что я уже перестала стремиться к их идентификации, когда это требовало усилий, если только их индивидуальности не проявлялись сами собой.

В течение дня во время моей работы с помощью сигналов-намеков и искусственных эмоций у меня нагнеталась нежность к судье, как это было в самом начале пси-обработки год назад. Нежность, действительно, появилась, только на другой день от нее не осталось и следа, хотя судья по-прежнему много места занимает в моих мыслях, и судьба ее мне не безразлична. Если бы нагнетание такой нежности операторами осуществлялось впервые, возможно, возникла бы та же история, как и год назад. Но сейчас это исключено. Зачем операторы показали мне наглядно, как они создавали у меня иллюзию особых, теплых отношений с судьей, и ответили тем самым на многие вопросы, которые меня волновали, мне непонятно. А может быть, они хотели показать мне, что моя умеренная симпатия к судье, в немалой степени толкающая меня к разоблачению невидимок, ведь судья в моих глазах выглядит другой жертвой психотронных экспериментов, - искусственного происхождения, а, значит, и мое усердие нелепо?

Вечером, как и днем, вызывалась сонливость, поэтому стала пить кофе по вечерам, отступая от своих правил на этот счет.

Вечером занималась работой над сайтом – операторов в это время почти не было слышно, по отдельным их репликам я понимала, что они следили за моей работой. В это время они пытались оказывать на меня влияние через подсказки, которых было достаточно много. Я стала плохо их слышать, но они не пытались усилить звучание своих голосов – Говорок уже говорила, что они не могут все время вещать громко.

Едва легла в 23 часа, как сразу была вовлечена в пси-обработку. Я почувствовала действие «возбудителя» мозга, заметила попытки операторов в условиях сильного поля вызвать у меня такое возбуждение ума, которое привело бы к безудержному мыслетворчеству. Однако я уже научилась относиться к искусственному возбуждению мозга, как к недомоганию, терпеливо и «молча», т.е. не думая НИ О ЧЕМ, ожидала, когда перестану подавать операторам надежды. В это время, «возбуждая» мой мозг, они пытались меня «разводить», я выдержала шквал мыслеформ-«диверсантов» при сопутствующем давлении на мозг. Пару раз у меня закладывало уши. Заснула еще до рассвета в наушниках и с музыкой, но мне казалось, что еще до того, как уснуть, я была погружена в технический транс (полусон/ полубодрствование).