Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

20 июня 2015 года

Проснувшись утром, еще не освободившись окончательно от сна, я увидела в своем сознании зрительный образ, один из тех, которые раньше присылали операторы: печатный текст, который я пыталась править. Я не понимала смысла написанного текста, но ощущала усилия, потуги ума в ходе его обработки, пытаясь подобрать подходящие слова.

Рано утром в сознании увидела как бы на «заднем» плане изображение неопределенного лица женского типа, на котором была написана мировая скорбь. Я снова отреагировала на картину как на внешнюю, а не идущую из моего подсознания, не испытав ни малейшего сострадания к увиденному безликому существу, тем более не приняв на свой счет воплощенное в нем горе.

Утром, находясь в состоянии бодрствования, впервые дважды зафиксировала у себя ощущение своего присутствия в местах, где раньше никогда не бывала: в Нью-Йорке и на берегу какой-то бурной реки. Одно из ощущений однозначно было взято из моей памяти, накануне я просматривала фильм, где действие происходило в Нью-Йорке, при этом я всегда при просмотре фильма как бы становилась участником картины, помещая себя с помощью воображения внутрь нее. Второе ощущение было аналогичным – я могла видеть не одну кинокартину, где мог оказаться подобный пейзаж. Ощущение моего присутствия в иной, отличной от реальной, среде немедленно сталкивалось с реальными ощущениями и отвергалось как ложное, навязанное невидимками.

Во время ночного и утреннего пробуждения операторы стремились раскрутить мою мозговую активность замечаниями с последующими подсказками моих предполагаемых реакций на них. Я не принимала готовые мыслеформы, хотя они были вполне в моем духе. Внешнее происхождение подсказок было очевидно.

После моего второго пробуждения в 10 часов операторы перешли на уровень очень тихого звучания голосов, отчего я уже не могла слышать все, что ими произносилось – только отдельные слова. Вскоре вовсе перестала что-либо слышать, при этом в ушах, особенно в левом ухе, возник сильный шум. Это длилось недолго – несколько минут, после чего операторы стали, как и накануне, усилив звучание своих голосов, подсказывать мне озвучку моих же сырых мыслей, пытаться активизировать мое мышление в нужном им направлении, снова делалась ставка на обмен шутками, сокращающий дистанцию между нами, облегчающий диалог. Впервые, при понижении силы звучания голоса Пианистка запаниковала, когда не смогла распознать мою сырую мысль. Раньше она всегда хвастала своей способностью ловить и расшифровывать мои мысли уже в зародыше, еще не осознанные мной и не выраженные.

Для стимулирования моей мозговой активности операторы использовали новый для меня прием вставки в свою речь «случайных» слов, т.е. не адекватных общему содержанию речи, этот прием приводил к другому эффекту – ошеломленная бессмысленностью сказанного оператором, я отказывалась как-либо на это реагировать. «Случайных» слов и кусков фраз за утро прозвучало особенно много.

В середине дня занялась работой над дневником, требующей сосредоточения, и до полуночи, когда решила отойти ко сну, оставалась практически бесполезной для невидимок, почти не обращая на них внимание.

21 июня 2015 года

Едва уснула после полуночи, как меня разбудили пси-операторы. В это время я снова слышала голос Говорка, хотя он и был предельно тихим. Она слушала доклад Пианистки о проблемах с принятием мной от них готовых мыслеформ, долго теоретизировала на эту тему, уточняя для своей ассистентки вопрос о том, как и что я должна принимать, обнаружив при этом собственное непонимание того, что намеревалась объяснять помощнице. Я ощутила и в ее присутствии попытки заставить меня «принимать» подсказки реплик на замечания операторов, но мне все легче было уклоняться от диалога с ними и отражать эти попытки. Вновь в присутствии Говорка я ощутила воздействие на сердце (жжение), хотя оно было непродолжительным. Снова ощутила давление в голове, но ощущение было новым, давление не было нестерпимым, и я не понимала, для чего оно было нужно невидимкам. После ночных опытов у меня появились признаки головной боли, которая, однако, не развивалась далее, а вскоре исчезла. Говорок, как и раньше, пыталась понижением силы звучания своего голоса заставить меня вслушиваться, завлекая разговорами о «секретах» своей работы. Я не вслушивалась и совсем «отстранилась».

Пианистка ночью экспериментировала с изображениями. Лежа в темноте с закрытыми глазами, я увидела в своем сознании свет, будто от горящей лампы или другого источника. Это мешало мне уснуть, и я вспомнила старый совет оператора И Это Верно (ИЭВ), который она дала еще в начале года, когда я столкнулась с подобным явлением, - открыть глаза и снова закрыть. Это позволяет «потушить» свет в своем сознании, перестать его видеть, что я и сделала. Больше подобный эксперимент не повторялся, зато Пианистка продемонстрировала мне новое изображение, состоящее из нескольких ярко светящихся линий и содержащее перспективу – линии сходились к «горизонту», дальнему плану картинки. Все это я видела в своем сознании с закрытыми глазами несколько секунд, затем раздражающее видение исчезло.

Утром, сразу после пробуждения в 7-8 часов, почувствовала попытку оператора заставить меня думать на выбранную ею тему через подсказки. Это делалось тоньше, чем раньше, но все равно было заметно. Я была рада, что уже после пробуждения оказалась готовой к отражению атак невидимок, в другие дни была беззащитнее.

Днем занималась Дневником и общалась с операторами только в редкие перерывы. Было много шуток, что предвещало мне бессонную ночь. Так и случилось – трудами Пианистки и ИЭВ мне так и не удалось уснуть до утра.

22 июня 2015 года

Ночью оператор И Это Верно (ИЭВ) безапелляционно заявила, что должна поработать с моими мозгами. Услышав это и почувствовав действие «возбудителя мозга», прогнавшего сон, я решила лишить их удовольствия: стала слушать в наушниках музыку «громкую» и «быструю». Это разрушало планы ИЭВ, она причитала по этому поводу почти до рассвета, таким образом, я узнала, что было необходимым для невидимок, чтобы сделать все наоборот. Звуковые волны, порождаемые плеером, достигавшие моих ушей, и ловимые операторами, как любые внешние звуки, забивали сигналы моего мозга во время мозговой активности, которые операторам были необходимы. ИЭВ, стараясь соблюсти конфиденциальность, говорила кому-то: «вот это <музыка> перекрывает это <биоволны>» (Прим.: то, что помещено в двойные кавычки <...>, не произносилось ею). ИЭВ, как теперь установила, за все время нашего общения работала с моим мозгом непосредственно. В ее работе по подготовке моего мозга к принятию некоего сигнала и для ее завершения требовалось видеть мои волны без помех. Эту проблему она сама высказала другой невидимке, которую я не смогла идентифицировать, она даже показалась мне новым лицом. Узнав, что именно ИЭВ занималась моим мозгом по ночам, решила называть ее Мозговик. Теперь стало понятно, почему ИЭВ редко участвовала в «разводе», отчего ранее я недооценивала ее роль, считая работу Пианистки более важной только потому, что она много со мной говорила. Стало понятно, откуда у меня возникало ощущение, будто в меня «запихивают» готовые мысли. Фактически это было ощущение насилия над мозгом. Оно возникало из-за манипуляций ИЭВ – она пыталась «положить» в мое <подсознание?> готовую мыслеформу так, чтобы та оставалась для меня неосознанной, используя при этом выявленные ею ассоциативные связи моей памяти.

Ночью, когда я стала закрываться от операторов музыкой, Пианистка произнесла: «Она почти готова, только что-то нам мешает. Все, я умолкаю, она слушает». Я сделала вывод: Пианистка в полной мере не понимает того, что делает.

ИЭВ также говорила о том, что я почти готова, но намеревалась ночью со мной поработать. Она говорила о своем распорядке дня, в котором ночь – наиболее удобное для нее время. Она говорила, что ей необходимо мое расслабленное состояние и несколько часов работы, а также о том, что ей приходится каждую ночь работать с моим мозгом заново, т.к день стирает многие результаты ее трудов. Меня пугали эти слова, из них следовало, что я обречена на многие бессонные ночи. Ее интересы приходили в противоречие с интересами Пианистки, которая не могла ложиться спать в то время, когда я бодрствовала, такова была ее задача. Мне так возбудили мозг, что я не смогла бы уснуть, даже уступив ИЭВ и отключив музыку. Пианистка была в истерике от перспективы провести еще одну бессонную ночь, к тому же она и днем со мной работала. Я чувствовала запах разгорающегося конфликта в среде операторов и была рада этому, надеясь извлечь из этого для себя пользу. «Ты что сделала! – говорила раздраженная ИЭВ Пианистке. – Тебе запретили включать это поле – оно перекрывает все другие!» Это замечание я услышала в то время, когда чувствовала в районе подбородка поле, на которое воздействовала, не понимая как, интуитивно, но вызывая своими действиями эффект ухудшения слышимости, когда операторы на секунды как бы теряли меня, но вскоре находили. Самой ИЭВ также приходилось отбиваться от упреков коллеги в эгоизме, что заставило ее защищаться своими средствами, она говорила, что таких специалистов, как она, считанные единицы, и подчеркнула, что ее роль Мозговика важнее роли «разводилы», которой являлась Пианистка. Пианистка, в свою очередь, подчеркивала, что без ее работы по установлению со мной прямого контакта работа ИЭВ не могла бы осуществиться вовсе. Я соглашалась с тем, что Пианистка благодаря живому характеру, наблюдательности отлично справлялась с задачей привлечения и удерживания моего внимания. Даже разрушая установленный контакт со мной, следуя приему «кнута и пряника», она скоро восстанавливала его, правда, не без помощи технических средств.

Ночью услышала голос Говорка. Говорок не была уверена в успехе дела, но допускала и победу, она была очень раздражена. Ближе к 7-30 Говорок появилась снова, еще раз подтвердила, что наступающий день – день проверки, своего рода экзаменационный день. Она была настроена агрессивно по отношению ко мне и угрожала неприятностями на тот случай, если я буду чинить им препятствия. Говорок сделала выговор ИЭВ за то, что та открыто говорит о своих проблемах (помехи, создаваемые музыкой), давая мне ориентировку на то, что делать для разрушения ее планов. Говорок при этом произнесла: «ты у нас подключена, между прочим» в ответ на возражение ИЭВ: она говорила это коллеге, а не мне. Я удивилась: каким же образом я слышу голос считающей себя «неподключенной» Говорка, которая по-своему тоже невольно раскрывает мне то, что должно быть скрыто.

В условиях сильного музыкального шума со мной все-таки пытались работать. Полилась «каша», часть ее я ухватила: «у меня были знакомые мальчики». На первый взгляд здесь был смысл, на деле сказанное меня нисколько не задевало. Мне пытались передавать сигналы-намеки, но они воспринимались мной плохо. В целом, ИЭВ была сильно разочарована потерянной ночью и невозможностью выполнить свою работу.

Воздействие на сердце оказывалось как ночью, так и днем очень часто – я ощущала в области сердца тяжесть, сдавливание, жжение. Днем часто применялась «плеточка», на которую не реагировала. В середине дня испытала сильную, но кратковременную боль в левом ухе, раньше такого не было. Пианистка спросила: «Что ты сделала? Почему у нее боль появилась? Ты трогала это? – мы используем это только в крайнем случае, когда гнобим». Она могла это сказать 4-й невидимке, которая появилась в этот день в их среде и которая в других редких случаях своего появления в маске выглядела почти обезличенной, очень мало говорила со мной. (Прим.: позже установлю, что 4-я невидимка - на самом деле любимая "маска" Говорка).

Утром ИЭВ говорила 4-й (Говорку): «мы тренируем ее слышать нас очень тихо, без слов, но так она может услышать не все, а что-то определенное».

После бессонной ночи я снова замкнулась. Пси-операторы, включая Мозговика, пытались восстановить со мной контакт. Я оставалась глуха к их усилиям. Им приходилось прибегать к старым приемам, которые применялись по отношению к новичкам-подколпачным и на меня уже не действовали: появление защитника, готового отстаивать мои интересы, ссора в своем кругу, на этот раз игровая, не настоящая. Весь день во время работы я слушала музыку в наушниках. Мне снижали восприятие – временами я слышала звуки музыки хуже. Пианистка с гордостью говорила: «Теперь мы закладываем не одно левое ухо, а все уши!» Однажды ИЭВ спросила: «Она правильно идет?». Пианистка ответила вопросом: «А почему она должна идти неправильно?» «А я ей здесь стерла…» Меня это насмешило, я подумала: «А если стереть нанесенную на карту звездного неба планету, ее уже не станет?» Меня раздражала самоуверенность ИЭВ, мое раздражение подхватила Пианистка. Меня активно пытались подталкивать к ментальному флуду, от которого я уклонялась.

Вечером ИЭВ сказала, что заложила мне что-то (в подсознание?), и ОНО должно там находиться, только проверить невозможно, так ли это – находится ли ОНО по-прежнему там, может стираться.

Ко сну отошла рано, но посреди снова ночи была разбужена.