Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

16 июля 2015 года

Утром оператор Пианистка в условиях крайне тихого звучания голосов пыталась запустить мои размышления на определенную тему (для этого она использовала мою память). Я не поддавалась. Она начала терять терпение, в результате я стала ощущать давление в голове. ИЭВ заметила, что так она будет мне всегда давать понять, что находится рядом. Пианистка обменивалась колкостями с Говорком. Так до 7 часов утра без большого энтузиазма операторы пытались меня заставить думать по внешней команде. После 7 часов они умолкли совсем. Я начала ощущать в ушах очень сильный шум, даже гул. В промежутке от 6 до 7 часов утра один раз в течение нескольких секунд делалась блокировка (торможение) памяти – я забыла, что намеревалась сделать, затем, приложив усилия, вспомнила. В этот же промежуток услышала несколько незаконченных фраз, которые не пыталась продолжить.

Для активизации моего мозга использовался старый прием: затрагивался сектор памяти, в которой хранилась информация, касающаяся моих взглядов, аргументов, позиций по тем или иным вопросам, т.е. продукты моих старых размышлений. Когда сектор памяти с такой информацией затрагивался оператором, у меня создавалось ощущение, что я кому-то отвечаю, возобновляю свои прежние размышления. Но когда я сталкивалась со своими старыми размышлениями, то терялась в догадках – сама ли я в тот момент думала или получала подсказку от невидимок. Иногда у меня могло возникнуть желание продолжить, развить свои старые мысли, которые были узнаваемы для меня, но чаще – только повторить, ничего нового к ним не добавив, а это – уже флуд, пустомыслие.

Когда ехала на работу в метро, то во время чтения книги почувствовала сильное желание посмотреть, на какой странице я находилась. Во мне словно шла внутренняя борьба: посмотреть / не стоит. Я уступила в этой борьбе: посмотрела. Вчера был похожий эпизод. Я услышала слова Пианистки: «а не найдет ли она на дороге денежку?». Я почувствовала непреодолимое желание уставиться на асфальт под своими ногами. Думаю, что в эти моменты имел место «захват» внимания, естественной необходимости в совершении таких действий у меня не было.

Когда ехала в метро в 9-10 часов утра, то некоторое время ощущала средней остроты стрельбу в правом ухе.

Операторы неоднократно отмечали, что я фильтрую их сигналы, но всегда поступали вопреки своему умозаключению. Продолжая передавать мне сигналы императивного характера, они увеличивали в них долю сигналов, несущих мне вред. Например, сегодня был сигнал: «сверни в сторону» в то время, когда я шла знакомым мне и правильным маршрутом.

Пианистка сказала что-то, что мне понравилось. Я лишь мысленно изобразила одобрительный возглас. Она спросила: «Как это понимать?» Я представила себе (вообразила) большой палец, поднятый вверх – знак одобрения. В последнее время в общении друг с другом мы иногда использовали картинки вместо слов – она их мне присылает, я - воображаю. Но теперь, ожидая увидеть в сознании зрительный образ, который ей «заказала», я его не получила. Говорок спросила: «Почему не рисуется?» Пианистка: «Так этого нет в картотеке». Я подумала: «но моя зрительная память должна хранить подобное изображение». Одна из них сказала на это: «зрительная память – одно, воображение – другое». Изо всего этого я сделала вывод, что все изображения, увиденные в сознании, которые я приписывала своему воображению, были делом рук невидимок, в т.ч. и портрет судьи, увиденный самым первым, этой картины в моей зрительной памяти быть не могло.

Наблюдая за быстрой реакцией Пианистки (она успевала не только ухватить мою сырую мысль раньше, чем я ее осознавала, но и озвучить ее), я подумала, что представления невидимок в ноябре прошлого года не были подготовлены заранее, они были чистой импровизацией, основанной на логике событий, на моих мыслях и ощущениях. А также на быстрой реакции их режиссера и исполнителя в одном лице, на природном артистизме Пианистки, которого не было у Говорка и ИЭВ. Эти представления были скорее исключительным случаем в пси-обработке, чем правилом, слишком многое здесь зависело от личности оператора.

Когда во второй половине дня стояла на почте в ожидании, меня неожиданно сильно качнуло в сторону, хотя я стояла устойчиво. Я быстро восстановила равновесие, но у меня было ощущение утраты сознания на чрезвычайно короткое время – доли секунды, что не позволило упасть. Этот случай напомнил гипнотический сеанс.

Днем забыла про свои установки относительно контактов с пси-операторами, снова потянуло к общению с ними. «Плеточка» использовалась очень часто, но не она подтолкнула меня к возобновлению контакта, скорее – одиночество.

Весь день я слышала подсказки операторов, которые встраивались в мои собственные размышления. Подсказки были тоньше, чем раньше.

17 июля 2015 года

Ночью меня ожидала бессонница, длившаяся почти до утра. Супер-тихое звучание голосов пси-операторов наблюдалось всю ночь. Использовался «возбудитель» мозга. Ломающих ударов не было. Пианистка очень нервничала, казалось, что она с нетерпением ожидает конца этой работы. Создавалось впечатление спешки. Говорок намекала на то, что у нее остается мало времени. В течение всей ночи – большое количество подсказок для меня, чуть более тонких, чем раньше. Говорок раскручивала меня на диалог, ей это удавалось до тех пор, пока я не «замкнулась». Уже с рассветом заметила исчезновение «возбудителя» мозга и моментально уснула.

В 6 часов утра проснулась в состоянии внутренней «глухоты» - я в очередной раз «ушла» от операторов, перестала реагировать на их замечания и слушать их тирады. Я уже не пыталась улавливать смысл в незаконченных или неполных фразах, это им очень не понравилось.

С утра сначала Пианистка пыталась безуспешно меня «разводить». Затем на помощь к ней пришла Говорок – с тем же результатом. Говорок имеет свой стиль «развода». Она похвасталась, что отлично знает психотронную технику, и с меньшей гордостью признала, что когда-то была «пастушкой». Ближе к 7 часам утра они умолкли, в ушах у меня появился сильный шум. Минут через 20 шум в ушах стал слабее, но оставался заметным. Голосов операторов почти не было слышно в это время. На фоне шума можно было услышать их отдельные слова, реплики, потом шум и вовсе исчез.

Как и вчера, вместе с подсказками я получала сигналы-намеки. Ночью подумала о том, что цель Говорка – введение кого-то в заблуждение, изощренное мошенничество. Днем я уже начала получать сигналы-подсказки, которые создавали у меня впечатление внезапно зародившейся мысли. После получения сигнала я анализировала такую «мысль», она отвергалась мной как чужая и, соответственно, не развивалась далее. Но был здесь один настораживающий момент: обманчивое ощущение, что мысль родилась именно в моем мозгу, т.к. она была принята мной бессознательно. До осознания проходят доли секунды, и эти доли важны для Говорка, она была уверена, что ей их будет достаточно. Она хвастала: «Я знаю, как зарождается мысль, я знаю механизм этого». Но я спрашивала: «А где же зародыши тех мыслей, которые в огромном количестве вбрасывались в мой мозг и отторгались?» На несколько секунд или долей секунды у них в распоряжении была только имитация моего принятия «чужой» мысли, хотя на деле еще ни одна из них не прижилась и не дала ростков.

Снова зазвучали «случайные» слова. Говорок тщательно разбирала случаи, когда я слышала не то, что ими произносилось (я только зафиксировала ее внимание на таких случаях, само разбирательство проходило на недосягаемом для меня акустическом уровне).

Около 8 часов утра – новые попытки «развода», в течение нескольких минут – подсказки для принятия, все они мной замечены. И снова молчание операторов. Кратковременные попытки «развода» чередовались с более продолжительными паузами наблюдения, словно они ловили момент для удачной, надежной «ловли» моего внимания.

Около 9 часов утра я вышла из дома и стала отстраненно, но с интересом следить за невидимками. Почувствовав мой интерес, они оживились, подтверждая свое правило: «говорить больше, когда есть внимание, умолкать при его полном отсутствии». Подогревать мое внимание они стремились разными способами: передачей искусственных эмоций, «плеточкой», «захватом» внимания, затрагиванием участков памяти, где хранятся мои суждения, умозаключения. Когда затрагиваются такие участки, у меня возникает ложное ощущение «посыла» реплик в их адрес, участия в диалоге, ответов на вопросы, которых мне никто не задавал. Такое ощущение способно сбить с толку и заставить дополнять свои старые суждения новыми замечаниями, развивать их, получая взамен от операторов реплики, цепляющие по-настоящему, если не постараться скрываться от них за стеной безразличия.

Зрительные образы, искусственные эмоции и состояния, с которыми мне пришлось столкнуться, – дело рук Пианистки. Говорок упрекала ее в чрезмерной увлеченности пси-эффектами, в т.ч. эффектом «близости», «улыбки», «истерики», в театрализации возможностей, заложенных в психотронной технике, т.к. это уводило их в сторону от главной цели. (Прим.: позже, когда уйдет из моей ментальности Пианистка, и у Говорка обнаружится немалая склонность к психотронным эффектам, свидетельствующая о попытках переноса на другую пастушку ответственности за собственные действия. Это относится и к ломающим ударам, более типичным для Говорка, чем для Пианистки, которую Говорок на словах порицала за их применение)

В «разводе» упор стал делаться не столько на озвучивании моих сырых мыслей, сколько на переводе в словесную форму мимолетных ощущений, наблюдений, обычно в словах не нуждающихся.

Участились сигналы-намеки императивного характера. Они имели сильное сходство с подобными естественными сигналами, идущими из моего подсознания, но все-таки отличались от них и были мной замечены и проигнорированы.

18 июля 2015 года

Ночью ощущала сильное давление в голове. Говорок ночью: «Смотри-ка, она думает, что мы вась-вась, а мы работаем». ИЭВ заметила: «да, музычка хорошо ей помогает… не шалить». Говорок: «мы стоим на месте, скоро будем терять, что имеем». Это прозвучало как сигнал к началу гнобления.

Проснулась внезапно еще до рассвета. Голосов операторов почти не было слышно. Я отметила появление у меня мысли, о которой не могла сказать определенно – моя она или чужая. Затем ощутила несколько попыток «забрасывания» в мое подсознание готовых мыслей, но они были заметны. Пианистка поспешила отпраздновать «победу» - прислала мне эмоцию грусти со слезой. Затем были предприняты попытки перебивать мои настоящие размышления ради изменения их предмета. Это был слишком грубый прием – я просто пережидала, когда отзвучит чужая мысль в моем сознании и продолжала идти своим путем. Из комментариев оператора (ИЭВ в роли «оппонента») – «она всегда понимает это как чужое и всегда будет отторгать». На этот раз Пианистка была удивительно спокойна, раньше при таких обстоятельствах она потянулась бы к «плеточке».

После 2-го пробуждения возобновились их попытки реанимировать контакт со мной, заставить меня реагировать на их реплики. Голоса операторов в это время были едва слышны. Говорка не было слышно вовсе.

После 2-го или 1-го пробуждения довольно долго пыталась определить: видела ли я мертвую крупную кошку лежащей на дороге во сне или в действительности. Мне уже приходилось в последнее время пару раз видеть на обочинах дорог мертвых кошек. Здесь меня волновало то, почему я не могу отличить увиденное во сне от виденного в реальной действительности. Затем склонилась к версии сна: я вспомнила, что кошка при ближайшем рассмотрении оказалась собакой, и самое главное – я не могла вспомнить, где видела эту кошку.

После пробуждения снова зазвучали «случайные» слова. Довольно продолжительные паузы стали возникать между каждым действием операторов (сигналы, слова, реплики).

После 1-го пробуждения недолго ощущала головокружение, находясь в постели.

Когда днем вышла из дома, то получила сигнал-намек «одела ли брюки?», более сильный, чем раньше. Я успела машинально опустить голову вниз, в сторону брюк, прежде чем осознала, что у меня все с этим должно быть в порядке. Раньше подобный ложный сигнал я отвергла бы быстрее. Я отметила этот случай как продвижение невидимок вперед. Их же этот случай озадачил, они стали искать причины события и выяснять – можно ли здесь усматривать свою победу. В связи с этим случаем вскоре получила порцию новых сигналов, в т.ч. на брюки, они были отвергнуты уже быстрее, чем предыдущий.

Как и накануне, операторы пытались препятствовать моим самостоятельным размышлениям, снижая восприятие.

После того, как я начала заниматься сайтом с материалами о психотронных «террористах», у меня появилась тупая, но терпимая головная боль, которая то проходила, то появлялась вновь.

19 июля 2015 года

После утреннего пробуждения звучание голосов операторов было едва слышным. Сразу от них посыпались сигналы-намеки императивного характера с претензией на беспрекословное выполнение (с угрозами, смысл которых можно было только приблизительно угадывать). Однако операторам было важно, чтобы я верно интерпретировала их сигналы, и они «приближались» (усиливали звучание своих голосов для меня), когда им было необходимо напомнить о себе, захватить мое внимание. Примерно через час они замолчали.

Днем и в начале вечера операторами предпринималось огромное количество попыток заставить меня принять то, что сама природа не позволяла сделать. Для того, чтобы наказать природу, создавалось постоянное давление на мой мозг.

Они снова пытались установить со мной контакт, снова пытались разговорить, но уже вяло, словно больше не верили в возможности «развода». Снова пытались подталкивать меня к ментальному флуду. Днем недолго звучали «случайные» слова. Вечером на несколько минут возник шум в ушах, усиление поля стало почти нестерпимым. В этот день я работала над сайтом, посвященном психотронным экспериментам.

По своему опыту уже знала, что ночью меня ждет очередная бессонница, и перед отходом ко сну сразу надела наушники, включив «громкую» музыку. Мои ожидания оправдались – едва я легла в постель, начались эксперименты. Я оказалась под залпом забрасываемых мыслеформ, ощущая при этом в голове гудение - сильное поле. «Развода» уже не было – я перестала реагировать на замечания операторов. Им уже труднее стало «прилипать», т.к. я останавливала ход своих мыслей, я научилась думать для себя быстро, уходя на более глубокий уровень мышления, им недоступный. Судя по их комментариям, они не могли в таких случаях быстро и правильно интерпретировать мои мысли, не выраженные словами, а в эту ночь одну вообще не смогли расшифровать.

Эксперимент длился недолго, я не видела здесь их успехов – чем больше прибегали они к насилию над моим мозгом, стараясь заставить его принять чужую мысль за свою, тем решительнее мозг отторгал ее. В ходе эксперимента у меня вызывалось головокружение, головная боль в отдельных точках головы, один раз перехватило дыхание, в голове возникло ощущение «распирания». Вскоре уснула с музыкой и больше не просыпалась до утра. Они теряли запал.