Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

12 мая 2015 года

С утра – головокружения, которые заметно участились. Много раз в течение дня покалывало сердце, но это не мешало работе. Ночью оператор Пианистка «жгла» мне сердце, посылала пачками сигналы-изображения. Утром и днем она много сетовала по поводу того, что не может меня вести – я не слушаю ее должным образом. Перед выходом из дома получила сигнал-намек, но настолько слабый , что он не зацепил меня, я просто отметила его приход («мусор выбросить»). Отметила так равнодушно, будто он касался не меня, а кого-то другого.

Мое предположение (домысел): звучащие в голове голоса пси-операторов служат своего рода акустическим маяком для тех, кого они «ведут».

В последние несколько дней Пианистка упорно старалась походить манерами, произношением и некоторыми часто употребляемыми словами на Говорка («а вы знаете…»).

Операторы формировали у меня рефлекс – пропускать все их сигналы, даже очень тихие и неслышные. Я формировала у себя другой рефлекс – отвергать любые их сигналы даже при очевидной их безвредности для меня, не признавать никакой сигнал без его предварительной оценки.

В начале вечера меня снова пыталась «развести» на пустой диалог Говорок. Позже в течение всего вечера я была атакована с помощью нескончаемых словесных императивов, которые отбивала один за другим. Предпринимались попытки вовлечь меня в ментальную перепалку, результатом которых стали несколько моих реплик в адрес Говорка и Пианистки. Вечером Пианистку сменила И Это Верно, но она продолжала игру Пианистки так органично, будто сама была на ее месте – ссылалась на недавние действия Пианистки в отношении меня, будто они совершались ею. Правило невидимок – обман никогда не должен прерываться.

После 20 часов ощущала повышенное давление в голове, продолжавшееся недолго.

13 мая 2015 года

В ночь с 12 на 13 мая операторы разбудили меня и показали «фокус». В момент пробуждения я вдруг ощутила в своем теле нервную дрожь. Мне пришла в голову идея унять дрожь с помощью одного воображения. Я так и сделала, дрожь тут же прошла. Операторы стали восторженно восклицать: «Видите, что сделала!». Мне очень хотелось бы согласиться с мыслью о том, что я такая сообразительная, но была вынуждена признать: «нет, это сделала не я», руководствуясь одним здравым смыслом. Затем анализ ситуации еще более подтвердил, что я не могла унять дрожь силой своего воображения. Этот эпизод раскрыл мне глаза на мое поведение в ментальных представлениях невидимок, в которых я «убивала» судью и множество других людей силой мысли, воображения и верила в свершившееся, сражалась с инопланетянами, интуитивно находя средство борьбы с ними, и много других действий осуществляла во 2-й реальности «интуитивно». В эпизоде с дрожью был еще один нюанс: комментарии события операторами были восторженно-хвалебными, хотя обычно все мои настоящие, а не воображаемые, действия комментировались ими с негативной окраской. В своих театрализованных представлениях для закрепления моих заблуждений и ошибок операторы всегда использовали одобрительные оценки. Думаю, что в тот момент, когда я сказала: «нет, не могу с помощью одного воображения унять дрожь», чары внушения развеялись.

Ночью ломающие удары не применялись, но проснувшись, ощутила стойкое, непрекращающееся головокружение и шум в ушах. Я была разбужена немного раньше, чем это было мне нужно. Пианистка пыталась не дать мне уснуть снова, подталкивая к размышлениям. Сквозь дремоту, которая все-таки на меня спускалась, я услышала ее фразу: «Нам бы хотелось, чтобы ты слышала наш голос последним, когда засыпаешь, первым, когда просыпаешься, и сквозь сон, когда спишь. Но ты слушаешь еще и музыку, это плохо». Во время утренней дремоты получила зрительный образ знакомого мне места около метро «Теплый Стан», почувствовала в нем какой-то намек, но не поняла его. Я не стала задумываться над тем, зачем мне показано это место, но по замечаниям Пианистки поняла, что она хотела добиться от меня размышлений на эту тему. Я же уклонялась не только от праздных размышлений, но в очередной раз решила отказаться думать словами.

Все утро – непрекращающиеся шум в ушах и легкое головокружение. С утра Пианистка упорно пыталась заставить меня думать словами в унисон с ее «комментариями», являющимися озвучиванием моих «сырых» мыслей. Расслабленная плохим и недостаточным сном, на некоторое время я поддалась ее нажиму, затем сначала «умолкла», т.е. перестала думать о чем-либо вообще, а после стала думать о своем, независимо от Пианистки, не словами и не синхронно с ее изречениями, даже не заметив, когда ее голос затих. Голос оператора стал настолько тихим, что услышать его можно было, только приложив усилия. Я услышала кусок ее фразы, произнесенной чуть громче: «так вот…», но продолжения фразы не было, и я поняла, что меня пытались подтолкнуть к усилению, напряжению моего слуха. (Когда какое-то слово или фраза произносится громче соседних слов или фраз, это привлекает внимание). Однако напряжения своего слуха я давно и упорно избегала не только потому, что не считала это важным или нужным для себя, но и потому что чуяла в этом ловушку. Когда записывала свою мысль о том, что не собираюсь напрягать свой слух, то услышала более громко произнесенную оператором фразу: «Да кто тебя спрашивает, собираешься ты или нет», после этого шум в ушах усилился. Затем уши заложило полностью, но на очень короткое время. В этот момент возникло ощущение, что я могу совсем перестать слышать операторов, но это ощущение вскоре прошло. Я подумала, что чем больше операторами применяются жесткие меры, тем сомнительнее становится получение ими желаемого результата. Оператор разозлилась на эту мою мысли и пообещала «добить» меня, затем, заметив мою озабоченность заложенными ушами, сказала: «хоть бы ты наушники надела». Я так и сделала. Теперь мое внимание частично отвлекала музыка. Шум в ушах усилился (накануне вечером мне пообещали больше технического террора, т.к. к ломающим ударам я стала привыкать). В наушниках я почти перестала слышать Пианистку. По отдельным, долетавшим до меня ее возгласам, поняла, что она очень разъярена тем, что я отдалилась от нее. Головокружение усилилось. Вскоре головокружение и шум в ушах уменьшились, но на несколько секунд появилась ощущение тяжести в сердце без покалывания, как в предыдущие дни. За музыкой почти не слышала оператора. Потеряв почти полностью мое внимание, она пыталась, оскорбляя и угрожая, заставить меня снять наушники, т.к. мои реакции на то, что я могла услышать от них, значительно слабели, когда я слушала музыку в наушниках, при этом я могла думать о своем независимо от них. С утра до вечера у меня вызывались легкие, но частые, прерывающиеся головокружения. Один раз за день была применена «плеточка», но с большой силой – я получила внезапно такой мощный заряд искусственной эмоции, призванный смешить, что от неожиданности издала звук, похожий на вырвавшийся кашель, не успев сдержать его. Почти весь свой рабочий день провела в наушниках, желая как можно меньше слышать операторов, и не реагировала на их высказывания, на попытки заставить меня думать словами синхронно с их изречениями. В течение дня ощущала жжение в сердце, как и раньше, кратковременное.

Пси-оператор говорила: «Мы можем и больше силу применить». Я ждала, когда это произойдет, мне хотелось узнать предел технических возможностей невидимок.

«В сущности, тут речь о другом…» - еще одна вводная фраза без продолжения, примененная оператором для привлечения моего внимания.

Я размышляла о том, что операторов можно опознать по голосу, который не только отражает особенности произношения, но и эмоциональный тип человека, характер, культурный уровень, возраст, пол. После этого Пианистка стала вставлять в свои речи фрагменты записей, звучавшие более тихо и содержавшие некоторый фон (шум) истерично-агрессивного содержания. Когда я обратила свое внимание на рост особой агрессивности в изречениях Пианистки, которую раньше приписывала Говорку, она спрашивала: «А теперь я могу узнать, Говорок здесь или Пианистка?» «А пусть она сама скажет», - эту фразу Говорка стала теперь применять к месту и не к месту Пианистка. Я увидела в действиях Пианистки стремление затереть в моей памяти следы, оставленные Говорком, заставить меня сомневаться в своих способностях идентифицировать пси-операторов при помощи слуховой памяти. С некоторого момента я перестала гадать, чей голос слышу, Говорка, И Это Верно или Пианистки, или их масок, чтобы сохранить в памяти воспоминания, оставленные от наших долгих бесед с ними в то время, когда они не считали нужным скрывать свои индивидуальности.

Наблюдая за операторами, пришла к выводу, что подталкивая меня к флуду, оператор имела техническую возможность возбуждать мой мозг. Искусственное возбуждение мозга в соединении с естественным волнением, чем бы оно ни было вызвано, подхлестывало мысль на любую тему, которая подварачивалась под руку. Это напоминало бредовое, лихорадочное состояние, но от этого состояния отчасти можно «уходить». Поскольку намерения пси-операторов всегда хорошо видны, эффекта от применения таких средств для себя я не видела.

Придя домой, не стала снимать наушники и провела остаток дня в них.

Перед отходом ко сну – легкая головная боль, устраненная цитрамоном. Не успев заснуть, услышала голос Говорка, пытавшейся втянуть меня в прямой диалог, помнящей о том, как в прошлом мы много и хорошо общались. На этот раз она ошиблась – я уклонялась даже от малейшей беседы. То, на что больше всего обратила внимание Говорок в этот момент, как следовало из ее высказываний, – мое отторжение любых сигналов-намеков, приходящих от невидимок. Когда-то я чувствовала, будто операторы «запихивают» в меня готовые мысли, и считала это бесполезным занятием. Однако только теперь заметила, что они перешли к другому опыту, в котором я чувствовала, что мне передается сигнал-намек, содержание которого понимала в общих чертах, не обращая внимание на то, что он сопряжен со своеобразным давлением на мой мозг, заставляющем при его получении прислушиваться для получения от оператора словесной интерпретации сигнала, «разъяснений». Раньше мне казалось, что озвучивание операторами содержания сигнала – излишество, без которого я могла бы обойтись, мне казалось, что прислушиваясь после получения сигнала, я только подтверждаю лишний раз для себя его содержание. Но в этот день я решила при получении сигналов-намеков не прислушиваться в ожидании их словесной расшифровки операторами. Такое мое решение сделало логичным и естественным отторжение всех сигналов-намеков, что я и стала делать. Это стало проблемой для операторов, появилась Говорок, как всегда в случае возникновения проблем, безуспешно попыталась «зацепить» меня и скоро исчезла. Уснула внезапно и очень поздно.