Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг
Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)
8 июля 2015 года
Проснувшись, обнаружила всех 3-х операторов на своих местах. Еще заспанную, плохо реагирующую на звуки, меня стали пытаться «разводить», заставляя слушать, устанавливать контакт с ними. Я отметила несколько подсказок для себя в это время.
После 7 часов утра операторов почти не стало слышно, они переговаривались только друг с другом. В ушах снова появился шум. Вскоре почувствовала в голове сильное давление, возникло ощущение ее распирания. На фоне этого давления отметила множество попыток заставить меня принять готовую мыслеформу. Как однажды высказалась Говорок, такое давление должно привести меня к некоторому состоянию, в котором я буду вынуждена «принять» то, что насильно в меня толкали.
Из некоторых замечаний операторов, а именно Говорка и ИЭВ, узнала, что мои частые попытки закрываться от них «громкой» музыкой в наушниках сильно затянули реализацию их замысла в отношении меня.
Когда ехала на работу (9-10 часов утра), снова была вовлечена в «развод». Слушая их голоса, я подумала, что вся их затея – гнилая. Тут же получила подсказки для развития своей мысли, среди которых были слова, как бы не связанные друг с другом, разделенные небольшим акустическим пробелом: «рыба… голова». Т.е. кто-то из операторов затронул одну из моих ассоциативных связей. Действительно, мне известна поговорка: «Рыба гниет с головы», я даже знаю фильм с таким названием, но в тот момент логическая связь между «гнилой затеей» и «рыбой гнилой» отсутствовала. Таких эпизодов дурного, упрощенного применения ассоциаций, которые в моей памяти удалось выявить Мозговику, много. В ответ на эту мою мысль Мозговик заявила, что она выявляет ассоциативные связи только первого уровня, можно выявлять более глубокие связи, но это сильно осложнило бы их использование.
Говорок жаловалась на то, что я замечаю подсказки, стараясь делать все для того, чтобы я их не замечала. Но перестать их замечать можно только придя к серьезному психическому расстройству, к кретинизму. Подсказок, толкающих к размышлениям на самом примитивном уровне, было огромное количество, среди них были и такие, которые вовсе не требовали обдумывания, они требовали бездумного «принятия». Мне было неясно – давление, оказываемое на мой мозг, должно было ввести меня в состояние идиотии? Говорок неоднократно говорила, что я могу стать идиотом, хотя причиной этого называла не применение давления к моему мозгу и другие свои действия, а мое сопротивление ментальному насилию (я слишком напрягаю свой мозг в моменты сопротивления). Становилось немного понятнее, почему эти опыты с проталкиванием через подсказки готовых мыслей, длящиеся не один месяц, не давали явных положительных результатов, - я всегда засекала эти попытки как в момент «столкновения» подсказок с моим сознанием, так и в более редких случаях их условного принятия на несколько секунд с последующим отторжением после оценки. Но Говорок ожидала подвижек в работе моего мозга, которые для меня могли быть только плачевными. Таких подвижек можно было бы ожидать бесконечно долго. Пастушки нервничали, критикуя Говорка, устав от столь продолжительной работы, конец которой уходил далеко за горизонт. У меня создалось впечатление, что они не были осведомлены в достаточной степени о конечной цели своей работы, что они в чем-то вводились в заблуждение Говорком – слишком много разнообразных жалоб прозвучало со стороны Пианистки и ИЭВ в адрес главной.
Днем у меня оказалось много работы, день был достаточной напряженный. Поставив работу на первое место, я естественным образом оторвалась от операторов, «ушла», почти перестав реагировать на их сигналы. В это время они передали мне чрезвычайно много подсказок, множество сигналов-намеков – все они были замечены и отвергнуты без лишних размышлений («это не мое и это мне не нужно»). Почувствовав какую-либо попытку операторов подтолкнуть меня к флуду на свою тему, я гасила эти попытки легко и с удовольствием, мне нравилось наблюдать за тем, как на глазах разрушается наш с ними контакт, который они так усердно и так долго устанавливали, нравилось ощущать себя свободной от них. Как-то незаметно мое мышление становилось независимым от операторов – им не удавалось вклиниваться в него даже через комментарии моих мыслей, которые я просто переставала слышать. Чувствуя, что их добыча уплывает от них, они особенно много в этот день применяли давление на мозг, воздействовали на сердце, вызывали головную боль в разных местах головы. В середине дня ощутила дрожь в затылке, что раньше было следствием применения «бомбочки». Тем не менее, я продолжала работать, не обращая внимания на ломающие удары, эффект от которых был все-таки не слишком высоким. Моя работа, связанная с физическими нагрузками, в иные дни наносила моему сердцу более ощутимый вред.
Придя домой с работы, продолжала поддерживать приобретенное состояние условного «ухода» от невидимок – сохраняла дистанцию между нами, гася в себе интерес к ним, не позволяя себе реагировать на их замечания.
9 июля 2015 года
Посреди ночи просыпалась несколько раз, но полностью разрушить мой сон операторы не пытались. В одно из таких пробуждений услышала окончание фразы, которая явно произносилась не мной и которую начала слышать, еще находясь в стадии сна. Это подтвердило мое предположение о том, что в недавно произошедшем эпизоде моего ментального разговора с кем-то, в котором я что-то отвечала, о чем уже не помнила, услышанная фраза принадлежала не мне, она лишь «отразилась» в моем сознании и/или мне был передан намек на ощущение «посыла» с моей стороны. Заметен интерес Говорка ко снам – она пытается нащупать в них инструмент влияния.
Сразу после моего пробуждения операторы стали предпринимать попытки завладеть моим вниманием, о «разводе» уже не было речи. С утра услышала много «случайных» слов, не соответствующих моменту, например, «духИ», но именно такие слова (неуместные) любила Говорок – они привлекали внимание.
В середине дня отметила, что незаконченных фраз мне уже не приходилось слышать от операторов, подсказок стало гораздо меньше, чем было в предыдущий день.
Говорок стала давать наставления другим операторам на особом уровне звучания голоса – крайне тихо, хотя их голоса звучали как обычно. Как и накануне, ИЭВ оказалась вовлеченной в болтовню, являющуюся необходимой частью общей работы операторов, поддерживая Пианистку, которая в условиях отсутствия с моей стороны реагирования на их замечания, отказа от диалога, даже косвенного, не могла в одиночестве поддерживать словесный марафон. Весь день Пианистка комментировала мое состояние для Говорка, которая была менее информирована, обращая внимание на то, что я замечаю подсказки, что плохо реагирую (накануне они говорили, что я вовсе не реагирую), что зажимаю свой внутренний слух, хотя они усмотрели в моем поведении некоторое ослабление сопротивления, что давало им надежды на реставрацию нашего убитого контакта.
Ломающих ударов почти не было, немного воздействовали на сердце, ни разу не вызвали головную боль, недолго и несильно применяли давление на мозг, если только я уже не привыкла к этому, уши не закладывало.
Эпизод: Пианистка пытается озвучить (прокомментировать) рядовую ситуацию от моего имени. Я в этот момент молчу, не реагирую никоим образом, даже плохо слышу операторов. Говорок раздраженно говорит Пианистке: «Ты кому это говоришь? Она тебя слышит?» Пианистка: «А что я могу…» Говорок: «Как что, тебя техником поставили, с учетом твоих…» (она оборвала начатую фразу, заметив, что я стала слушать).
Вечером Пианистка несколько раз пыталась применить «плеточку» - удобный для нее в прошлом способ быстрого установления контакта со мной, но теперь это не срабатывало.
10 июля 2015 года
Разбудив меня посреди ночи, используя «возбудитель» мозга, операторы всячески пытались заставить мой мозг трудиться без остановки, выдавая пустые мысли, флудить. В качестве зацепки они использовали что-то из моей памяти – старые воспоминания. Операторы имели возможность, изучив содержимое памяти подколпачного, ткнуть в любое ее место и вызвать этим воспоминание. Моего реагирования на свою болтовню они уже не добивались. Также операторы прибегали к уже обычному для них действию - «вдавливанию» в мое сознание готовых мыслеформ (ощущение «вдавливания» возникало из-за сопутствующего сильного давления в голове, какие именно мыслеформы «вдавливались», не было тайной – они едва слышно озвучивались Пианисткой). Начальная часть «вдавливаемой» мысли «отражалось» в моем сознании, «прилипала», т.е. у меня возникало ощущение, что это моя мысль, однако разум подсказывал, что это всего лишь озвучка оператором моей сырой мысли или эмоций, затем я замечала нежелательное для меня и очень желаемое для них «прилипание» и гасила свою мысль вместе с «прилипшей» к ней озвучкой, отторгала все чужое.
В начале ночи в роли ведущей оказалась Говорок. С ее стороны я почувствовала иной стиль работы – ставка на игру полями и техническими эффектами, влиять на меня с помощью слова, речи, вызывать на диалог, «разводить» она не могла, если я сама ей не помогала в этом. В конце концов, несмотря на «возбудитель» мозга, не обращая внимания на Говорка, я стала понемногу засыпать. Сон был очень поверхностным, это была скорее дремота, сквозь нее я слышала уже не одну, а нескончаемый рой отраженных в моем сознании мыслеформ, давая при этом себе установку – не реагировать на них, не продолжать. Незаметно ближе к утру уснула.
Еще до полуночи была разбужена. Не проснувшись окончательно, почувствовала, что во сне с операторами много говорила. После пробуждения у меня возникло ощущение вины за эту разговорчивость, т.к. я уже дала себе установку на соблюдение дистанции между нами, на ментальное молчание, которую теперь будто бы нарушила. Но я уже давно не говорила с операторами так много, как можно было вывести из нового ощущения. Мои реакции на замечания операторов в настоящее время скупы, т.к. я уже почти ничего не жду от них, не испытываю к ним никакого интереса. Но теперь казалось, что я говорила с операторами, как никогда, много и доверительно. Поэтому увидела здесь фальшивку – мной получено от операторов ложное чувство вины, искусственная эмоция раскаяния. Что же касается якобы мной произнеснных во сне фраз, то это было «отражением» в моем мозгу того, что я слышала от самих операторов, находясь во сне. Не случайно то, что я ничего не помнила из произнесенных ментально фраз. Отметила особенность в действиях операторов – интерес к состоянию, которые они называли «пограничным», переход от сна к бодрствованию, принудительный, преждевременный переход, когда потребность во сне еще сохраняется. Поэтому меня будили посреди ночи постоянно, иногда не единожды за ночь. Я усматривала здесь не только склонность невидимок к применению гипноза в своей работе, но и то, что их работа была на гипнозе основана, что гипнотические состояния регулярно вызывались манипуляциями с полями.
Ночью, после принудительного пробуждения, лежала в постели и слушала музыку в наушниках в полной уверенности, что не сплю. Вдруг у меня возникло ощущение, что погас свет, меня окутала полная темнота, при этом показалось, что выключился компьютер, на котором я будто бы работала. Мне казалось, что придется после подачи электроэнергии восстанавливать свою работу. На самом деле я лежала в постели и спала, уверенная, что не сплю. Получается, я уснула внезапно, не заметив этого. Это напомнило мне начало пси-истории с ментальным «убийством» судьи, когда я услышала голос у себя под окном: «убили, уничтожили», уверенная, что не сплю. Эти выкрики в реальной действительности в значительной степени укрепили мою веру в содеянное мной ментально, которую операторы пытались поддерживать. Тогда я много думала, не имел ли место гипноз, а если имел, то на каком этапе телепатической игры и каковы пределы его действия.
Обсуждая результат своего ночного опыта над моим сознанием, операторы уже не давали мне информацию, которую я извлекала из их разговоров между собой, переходя в такие моменты на уровень крайне тихого звучания своих голосов. Но я получила от Пианистки, привыкшей к шуткам со мной, изображение (зрительный образ) шутливого характера: человечек, шагающий по крутому склону к вершине, это был намек на то, что им предстоит начать сначала или продолжить свой путь к вершине, которая олицетворяла победный итог их трудов.
После 7 часов утра до выхода из дома в 8 часов – «случайные» слова в большом количестве, подталкивание к обработке выбранных операторами тем (через сигналы-намеки, незаконченные фразы, подсказки).
Рабочий день был довольно напряженный, поэтому почти не слушала операторов, не могла себе позволить поверхностные размышления, к которым им так удобно было «прилипать» и раскручивать бесконечно долго.
