Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг
Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)
7 мая 2015 года
Эксперименты стали проводиться по-новому. Операторы старались, по возможности, избегать слов при контакте со мной. Вначале я получила несколько простых сигналов-намеков, которые понимала, но как внешние, исходящие от невидимок, поэтому не подчинялась им. Однажды я получила подобный сигнал-намек, будто бы поняла, о чем он, и тут же забыла, что именно поняла. Как и ранее, была применена блокировка (торможение) памяти. После исчезновения блокировки я не делала попыток «вспомнить» позабытое из-за его малой значимости. В работе операторов с изображениями заметила следующее: в самом начале моей пси-обработки они посылали мне изображения незнакомые – судья в пеньюаре с узнаваемой внешностью, но в неожиданном одеянии, затем – картины, будто подготовленные в Фотошопе – я видела свою лестничную клетку, взятую из моей зрительной памяти, но на нее накладывались незнакомые фигуры оперативников в штатском с оружием в руках, готовых, как казалось, ворваться в мою квартиру, изображения, которые я будто бы силой собственного воображения рисовала в своем сознании, хотя в работу моего воображения включались пси-операторы, помогая ему развиваться в нужную им сторону (не всегда удачно – иногда мое воображение уводило меня в сторону, где операторам делать было нечего - подходящих картинок в базе не находилось).
Пианистка говорила: «Порыщем у нее в мозгах – не шпион ли она».
На то, что произнесла оператор (возможно, угроза), якобы возникла моя собственная реакция – я увидела в сознании зрительный образ - фигурку человечка, с головой окунувшегося в чан. Но я не хотела себе это представлять, у меня не было игривого настроения, не соответствующего моменту (получению угрозы). Картинка была смутная, без подробностей, по внешним признакам ее можно было бы принять за продукт собственного подсознания, но она не соответствовала моему настроению, моей индивидуальности, не учитывала степень допустимости шуток с моей стороны. Она была ЧУЖАЯ в моем сознании, ворона БЕЛАЯ.
Общее наблюдение: работу пси-операторов обнаруживает и то, что в сознании подколпачного слишком быстро возникает зрительный образ того, о чем в тот момент он подумал. Я только подумала: «денежная купюра», - в ответ на мою мысль операторы моментально передали мне зрительный образ денежной купюры неопределенного достоинства в развернутом виде со слегка согнутым уголком для большего правдоподобия. Когда вели операторы, во время моих размышлений иллюстрации к ним появлялись сами собой, красочные и довольно реалистичные, но чаще всего не нужные. Пси-операторы держат под контролем мозг подколпачного, расшифровывая все его входящие и исходящие сигналы, пытаясь полученную информацию не только использовать в своих интересах, но и подменять ее, добиваясь его подчинения своей воле. Изображения (зрительные образы) здесь играли не последнюю роль.
Вначале подталкивать меня к ментальному флуду попыталась программа с детским голосом или оператор, использующая маску "девчушки-малолетки". Но когда я внезапно «умолкла», т.е. перестала размышлять, замолкла и программа, как уже бывало раньше. (Прим.: позже установила, что имитировать программу очень нравилось Говорку, больше других операторов озабоченной собственной маскировкой, не исключено, что такой программы вообще не существуует - с подколпачным нужным образом может работать только человек). Тут же зазвучали подлинные голоса знакомой мне «троицы» операторов. После непродолжительных объятий опыты продолжились. Подталкивание меня к ментальному «флуду» прекратилось - я сама от него отстранилась. Мне стали подбрасывать отдельные слова для получения моих реакций на них.
«Суфлер» и «вожатый» не случайно могут говорить одним голосом – привычка всегда получать от «суфлера» верное озвучивание событий, своих мыслей или ощущений переносила доверие, возникшее к «суфлеру», на «вожатого», который, по сути, «забирал» волю подколпачного, подчиняя ее своей. Хотя главное предназначение «суфлера» - озвучивать истинные факты в интересах невидимок, для которых было важно не оказаться самим в поле искаженной реальности. Отсюда – попытки максимально снизить силу звучания голоса «суфлера», хотя с этим могла быть связана, по словам операторов, другая проблема – им труднее было бы расшифровывать комментарии «суфлера». «Вожатым» я стала с некоторого времени называть оператора, независимо от того, кто окажется на этом месте – Пианистка, Говорок или ИЭВ, выполняющего ту же роль по отношению ко мне, какую выполняют в младших группах пионерских лагерей вожатые – степень контроля высокая, степень свободы у контролируемых – низкая.
Я пытаюсь «закрыться». Как накануне, у операторов возникает от этого паника. Им была нужна, по их словам, моя адекватная, синхронная реакция на их сигналы. Мое реагирование на их слова давало именно такую адекватную реакцию, в т.ч. в качестве «стороннего наблюдателя». Но «уход» разрывал, пусть на время, связь между нами.
Я получила от операторов молниеносный сигнал-намек («не потеряла ли проездной?») в момент активного ментального «флуда» с ними, и этот сигнал был воспринят мной почти естественно, как идущий из моего подсознания. Я заметила: если в какой-то момент времени мы отдаем почти все свое внимание чему-то определенному (беседе с другими людьми, работе и др.), мы можем пропустить сигнал операторов как менее важный, не задействовать для его фильтрации свой аналитический аппарат. Т.о. наименее вероятно, что сигнал от операторов будет получен во время «внутренней тишины», «смешайся с толпой» - правило шпионов.
Пример того, как оператор «вела» меня, заставляя себя слушать: она констатировала каждую мысль, промелькнувшую у меня в голове. Она констатировала не только то, что я могла случайно увидеть, услышать, почувствовать, обращала свое внимание не только на то, что я сама выделяла в своих впечатлениях, но и сама останавливала мое внимание на том, что ускользало от меня как второстепенное. Своим флудом – простой констатацией малозначимых событий, она пыталась подтолкнуть и меня к примитивным размышлениям, непродуктивной работе мозга с «прилипанием» к одной и той же мысли, не способной уже в силу своей исчерпанности к развитию. В то же время она пресекала мои позитивные размышления (блокировкой или торможением памяти, выражениями типа: «зачем она это нам говорит?», шумовыми помехами, вызовом покалывания в сердце и т.п.) Наконец, вынужденная слушать оператора, говорящую то, что мне не интересно, я вдруг замечаю, что «суфлер» умолкла, а я будто по собственному желанию «проговариваю» (т.е. оформляю свои мысли словами) то, что намерена сделать, что и как оцениваю, что вижу или слышу, хотя нормальным было бы не озвучивать себя в такие моменты. Невидимки называли это: «лопочет, как миленькая», «вы отдаете нам…». Интуитивно я нашла способ пресечения приобретенной привычки оформлять словами мысли, которые в этом не нуждаются, за этим последовали со стороны операторов жесткие меры.
«Ломающие удары» - жесткие средства операторов, позволяющие им воздействовать на мое состояние здоровья – вызов покалываний и жжения в сердце, головокружений, повышение давления в голове, вызов в левой ушной раковине шума, закладывания ушей.
Мое внимание было частично отвлечено болтовней «вожатой», на которую я плохо реагировала вследствие усталости. Одновременно почувствовала покалывание в области сердца. Оператор, желая захватить все мое внимание, сделала себе хуже – теперь мое внимание было полностью перенесено на ощущения в сердце. Неожиданно у меня промелькнула мысль в виде законченной фразы: «мы (наш мозг) получаем сигналы свои и чужие по разным каналам». Я опешила от неожиданности: хотя мысль прозвучала как моя собственная, но она показалась мне вначале настолько умной, что я удивилась такому своему озарению и почувствовала себя недостойной этой мысли («неужели я гений? не может быть!»). Я застыла над этой мыслью в благоговении, не понимая, что это, столь величественное? Затем, анализируя эту мысль, я обратила и на непривычное для меня слово «каналы» и на то, что мысль на самом деле не умная и научная, а лишенная смысла, причем научные термины в области мозга мне вообще неизвестны. Не было мне понятно, откуда взялась готовая формула, если я не размышляла на эту тему, я не видела истоков этой мысли. Конечно, можно неожиданно найти решение задачи или сделать открытие, но прежде для этого нужно потрудиться, хотя бы поставить перед собой задачу. Здесь же я не потратила ни грамма своего труда для того, чтобы сделать именно такое открытие, хотя и раздумывала над действиями невидимок. Мне стало ясно, что это была чужая мысль, творение операторов, очень незаметно мне подброшенная, как гадкий утенок на птичьем дворе. Я готова была бы аплодировать операторам, если бы не их неспособность учитывать все нюансы. Примечательно и то, что эта мысль была выражена в языковой форме так, что можно было сразу браться за перо и записывать ее. Хотя оформленная литературно мысль не особенно могла меня удивить в то время, когда я уже начала писать про невидимок и возникающие идеи сразу переводила в литературную форму. Вполне возможно, что представители профессий, в которых литературная работа имеет место – журналисты, общественные деятели, политики, адвокаты и судьи, писатели – не удивились бы возникновению в своем сознании готовой мысли, оформленной языковыми средствами, их скорее удивило бы появление в такой готовой мысли слов из чужого лексикона, иной стиль, заумь, заставляющая осмысливать свое же творение, вместо ясности.
Пианистка сказала про искусственные голоса (маски): «смодулированы».
Говорок сказала мне: «незаконченные фразы для того, чтобы я ее слушала», но я не пыталась это делать и отдыхала, пользуясь временной тишиной.
И раньше я замечала, что действия операторов по отношению ко мне периодически повторяются. Например, процедура «втягивания» - «зацепившись» ненадолго, я переставала слушать, «уходила», поэтому снова запускался механизм втягивания, за ним – механизм «подталкивания». Это было не столько движением операторов по кругу, сколько движением «по спирали». В итоге они сильно развили мой внутренний слух, восприимчивость к их сигналам, которые не что иное, как инструмент их влияния на мое сознание, внедрения в него чужих мыслей.
Если при попытках «втягивания» я уходила в себя, у меня отсутствовали мысли или ощущения, «вожатый» мог использовать мои старые мысли, ассоциативные связи между фактами, взятыми из моей памяти. У «вожатого» может появиться собеседник в лице другого оператора для облегчения своей задачи (диалог идет легче монолога).
После 16 часов я нахожусь дома. В это время замечаю попытки оператора подталкнуть меня к «флуду». В 17-30 зафиксировала последовательную передачу мне двух сигналов-намеков: сначала взятое из моей памяти изображение банкомата Ситибанка на Б.Никитской, который я когда-то видела, но в котором не планировала в тот день снимать деньги, вслед за этим – намек на карту Ситибанка в моей сумке (молниеносно в сознании промелькнул зрительный образ сумки). Но здесь я сразу вспомнила, что уже воспользовалась банкоматом – сигнал устарел.
Днем намеревалась снять деньги в банкомате Ситибанка. Еще только подходя к банкомату, услышала подсказку ПИН-кода оператором (****), который служил для кредитной карты другого банка. Я отвергла попытку запутать меня и собралась вводить правильный ПИН-кон (****). Но когда моя рука опустилась на панель набора ПИН-кода, я едва не набрала неправильное число, правда, вовремя поняла ошибку, отменять ввод не пришлось. Оператор сказала: «пустячок, но приятно».
Со мной занималась Пианистка, пытавшаяся имитировать голос Говорка. Говорок говорила со мной рано утром.
