Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

5 июня 2015 года

Утром, как и ночью, Пианистка пыталась подсказывать мне готовые реплики, словесные варианты реакций на то, что я слышала ментально. Голос оператора, с грубой прямотой пытавшейся выдать себя за мой «внутренний» голос, можно было без труда идентифицировать. Я не вступала в прямой диалог с Пианисткой, хотя все ее усилия были направлены на то, чтобы я, ослабленная бессонницей, принимала ее подсказки. «Случайных» слов и кусков фраз утром прозвучало очень много.

Лишенная ночью сна, весь день находилась в приглушенном состоянии, упорно боролась с сонливостью, поэтому операторам достучаться до моего сознания в этот день было чрезвычайно сложно – я не реагировала на их замечания, которые делались уже только для порядка. Кроме того, ощущала сдавливание в области сердца.

В 21 час быстро отошла ко сну и спала спокойно до утра.

6 июня 2015 года

После утреннего пробуждения сразу была атакована операторами, пытавшимися подталкивать меня к пустым размышлениям, к ментальному флуду. Но теперь это делалось по-другому – использовались мои воспоминания о фактах прошлой жизни или темы, на которые при желании можно думать и серьезно. Едва вступившая на путь праздных размышлений в свой выходной день, я старательно подталкивалась к продолжению пустомыслия операторами, использующими для этого многообразные ассоциативные связи. Им было неважно, о чем я думаю, лишь бы это продолжалось бесконечно долго. Я почувствовала, что они пытаются управлять моим мышлением, пусть даже поверхностным, праздным, и пресекла эти попытки, занявшись Дневником.

Пока я сосредоточенно занималась литературной работой, операторы были вынуждены молчать. Подходящие для текста слова на этот раз они не пытались мне подсказывать.

Весь день я слышала только Пианистку с присущим ей взрывным темпераментом и склонностью к похабству, но не исключала молчаливого присутствия другого лица.

В моменты, когда я освобождалась от своего занятия для отдыха или ради домашних дел, сразу же подвергалась обработке: как правило, это были подсказки готовых фраз для реагирования на замечания оператора или на все, что угодно. Подсказки были в форме намеков, в которых угадывались слова, особым образом произнесенные (тише - приглушеннее, дискретно, не полностью, с затуханием в конце фраз, с паузами и т.п.). Таких фраз было огромное множество.

Во второй половине дня после прекращения литературной работы оператор пыталась меня «разводить» даже во время просмотра фильмов.

Вечером, примерно к 18-19 часам, появилось давление в голове, непрерывно и на неизменном уровне продолжавшееся до момента, когда решила лечь спать, - примерно к 22 часам. Однако уснуть мне не дали: я сразу же была атакована Пианисткой и Говорком, которую слышала до середины ночи. Я чувствовала действие «возбудителя мозга», не позволявшего мне уснуть. Предпринимались попытки «захвата» моего внимания, но большая часть его доставалась музыке, которую я слушала в наушниках, по этому поводу операторы высказали много жалоб. Долго я оставалась отстраненной от происходящего, слушая замечания операторов по этому поводу, анализировавших, воспринимаю ли я те или иные их замечания как сигналы своего подсознания (и констатировавших: «чаще всего – нет, редко – да»), испытываю ли какие-либо эмоции в текущий момент, как реагирую на происходящее в своем сознании. В конце концов, я была вынуждена начать реагировать на те или иные замечания Говорка и вступить с ней в косвенный, затем прямой диалог, который, однако, могла прервать в любой момент. Операторы удивлялись, почему именно с Говорком я готова говорить, а не с Пианисткой или ИЭВ, которых чаще всего слышала. Я объяснила, отбросив в сторону свое намерение не вступать с ними в ментальный разговор, – дело в ее редком появлении, она не успевает надоесть, она, как лицо, которое я считала главным в проводимых экспериментах по воспитанию «настоящего зомби», была лучшим объектом для выброса моего злорадства по поводу их неудач. А позже я подумала - она, не заинтересованная в игре, не умевшая поддерживать игру, которая никогда не была для нее самоцелью, более годилась для получения информации о том, что происходит, содержащейся не в непосредственных заявлениях, которые могли делаться с целью моей дезинформации, а извлекаемая из интонаций, случайных словечек и прочих жемчужин. Говорок указывала на малую эффективность «плеточки» и корила Пианистку за то, что та прибегает к ней больше для собственной эмоциональной разрядки, чем для пользы дела. Голос Говорка звучал очень тихо, но ее можно было узнать по присущей ей агрессивно-атакующей манере ведения разговора, по привычке часто задавать не только риторические, но и встречные вопросы, по быстрому темпу речи, отличающему человека, привыкшего к поддержанию продолжительных бесед. Несмотря на присущий ей агрессивно-атакующий стиль ведения разговора со стремлением захвата в нем лидирующей роли, в эту ночь она недолго придерживалась этого стиля, она не угрожала мне и не бранилась, один раз показалось, что я вот-вот услышу в ее речи жалобно-просящие нотки, в целом она была благодушна, как в начале нашего знакомства. Неожиданное благодушие проявилось и в Пианистке, которая ласково меня спрашивала: «как ты хочешь, чтобы мы тебя называли: куклой, киской или курвой?». После моего ночного «обхода» Главной Пастушкой – Говорком мне дали, наконец, уснуть к рассвету.

7 июня 2015 года

В момент пробуждения голоса операторов звучали чрезвычайно тихо, они не пытались меня «разводить, как в предыдущие дни. Однако вскоре я стала ощущать в себе растущее напряжение, как в случаях, когда сопротивлялась невидимкам, пытавшимся заставить меня принимать готовые мыслеформы. Но теперь я ничего не слышала, кроме голоса Пианистки, которая произнесла: «Видите, как бычится, чувствует что-то…».

После пробуждения, не обнаружив привычного «развода» операторов, озвучивавших мои мысли, я была приятно удивлена тому, что для меня стало естественным мышление без слов. Стремясь заставить меня думать словами, призывая к этому, операторы на деле развили у меня привычку думать, не прибегая к словам, не в последнюю очередь благодаря моему сопротивлению их влиянию. После появления такой привычки внезапно всплывающее в сознании слово (мысль) будет идентифицироваться как чужое, «внешнее». (Когда записывала последнюю фразу в Дневник, возник шум в ушах).

Утром и днем стала слышать отдельные «случайные» слова, на некоторые из них отреагировала, например, на слово «позор», которому удивилась.

В условиях почти полной «тишины» со стороны операторов получила ряд сигналов-намеков бытового характера, содержащих легкий императив. Например: «не сделать ли мне что-то для ремонта в своей квартире?» Здесь содержалось легкое подталкивание к деятельности, пусть даже полезной для меня. Были сигналы, содержащие намек на ложное обстоятельство. Над этими сигналами я задумывалась на секунду, оценивала их и отвергала после оценки как внешние и ложные.

Около 11 часов дня ощутила растущее давление в голове, но терпимое, которое вскоре исчезло.

Во второй половине дня – недолгие и безуспешные попытки моего «развода».

Около 15 часов на несколько секунд ощутила сжатие сердца, в ответ на некоторые мои мысли о пси-операторах.

8 июня 2015 года

Второй день замечаю, что или операторы применяли блокировку (торможение) моей памяти, или у меня появилась неслучайная рассеянность – с трудом не один раз вспоминала, что несколько минут назад намеревалась сделать. С утра операторы как обычно гулили на любую тему, какая попадалась им на глаза. Было несколько сигналов-намеков с их стороны. С утра ощущала повышенное давление в голове, сопряженное с попытками операторов подсказывать мне для повторения готовые мыслеформы. Весь день до вечера ими непрерывно делались попытки навязать мне готовые мыслеформы, заставить принять их как собственные, весь день я сопротивлялась этим попыткам. Много раз оператор говорила как бы от моего имени. Часто применялась «плеточка». Временами оказывалось воздействие на сердце.

Когда легла спать в 22 часа, ощутила дрожь в нижней затылочной части головы, одновременно Пианистка воздействовала и на сердце (я чувствовала стеснение в области сердца, сжатие). Такую комбинацию ломающих ударов Пианистка применила за ночь неоднократно. Она экспериментировала в это время – пыталась увеличить эффект ломающих ударов путем их сложения. Хотя опыт показал, что на увеличение общего эффекта эта инициатива никак не влияет. Пианистка показалась мне самым несчастным лицом из всех действующих лиц в моей истории, включая меня саму. Она более других операторов занималась со мной, растрачивая на меня свое здоровье, свою жизнь. Я предположила, что она страстно надеется на успех того дела, для которого была ангажирована, и что ей хотелось бы как можно скорее это дело закончить. Но даже жалея Пианистку, я не была намерена ей уступать. Невидимки требовали от меня: принимать подсказку - чужие мысли, чрезвычайно тихо произнесенные, повторяя их как собственные. Для меня это было невозможно – я всегда могла различить голос оператора, играющего роль суфлера, и никогда не могла бы принять подсказанную мыслеформу за собственную, зная, что это не так.

Ночью операторы не пытались меня «разводить», я только слышала тихую констатацию того, что я отвергаю их подсказки.

9 июня 2015 года

Утром с момента пробуждения ощутила прежние попытки операторов подталкнуть меня к ментальному флуду подсказками фраз, которые я должна была, не задумываясь, принимать и повторять в качестве собственных соображений. Подсказываемые фразы были близки мне по содержанию, но явно тянули вниз, к примитивному мышлению. Я, безусловно, сопротивлялась этим попыткам. «Развода» в прежнем смысле слова уже не было, условия для него иссякли – теперь я постоянно отвергала попытки оператора заставить меня «отдавать» во время озвучивания ею моих мыслей, перестала мыслить словами и даже стала иногда «зажимать» отзвук в своем сознании голоса оператора, для «развода» у операторов оставалось бы только несколько минут в день. Зато с утра я не ощущала давление в голове, с которым раньше меня заставляли принимать готовые мыслеформы в качестве собственных. Я думала, что вызов этого давления играл роль устрашения, кнута, попыткой развить у меня условный рефлекс: «не хочешь боли – принимай и повторяй подсказанную мысль»

Блокировка (торможение) памяти применялась, как и 7-8 июня.

Подталкивание к ментальному флуду не прекращалось в течение всего дня. Если моя реакция на что-либо отсутствовала, у меня не было обыденных мыслей, и операторам не за что было зацепиться, - они посылали мне сигнал-намек на какую-нибудь мою старую мысль. Например, сегодня получила намек: «а не оплатить ли счет за электроэнергию через банкомат Ситибанка?» (несколькими днями обдумывала такой вариант, но не теперь). Когда не проходит и такой способ «зацепить» меня, операторы «гулят» своими родными голосами до появления новой возможности сделать мне подсказку готовой мыслеформы или вещать от моего имени. Одна из них сказала в этот день: «Если бы мы не говорили иногда как люди, а только прикалывались, разводили, мы бы рехнулись».

Пример подталкивания к ментальному флуду: едва я вышла из дома, как бессознательно отметила: «на улице тепло». Это не требовало никаких мыслей, это только ощущение, но оператор подсказывает мне, заставляя думать по ничтожному поводу: «Ой, теплынь какая, хорошо! Зонт зря взяла, оделась по погоде, не то, что вчера!» Это могут быть оценки людей. Кто-то опередил меня в транспорте, занял удобное место, оператор реагирует от моего имени: «вот, фря! Расселась! Могла бы постоять!», как бы подстрекая меня к язвительным пустым размышлениям. Но если я думаю позитивно, для себя, оператор непременно вмешается со своими комментариями, стремясь «опустить» заинтересовавшую меня тему.

Вечером голоса операторов стали звучать настолько тихо, что я с трудом могла услышать лишь отдельные слова или куски фраз, разбиваемые не столько паузами, сколько смысловыми «провалами», «белыми пятнами», т.е. требовавшими от меня, как слушателя, домысливания, догадок. При этом у меня сохранялось непрекращающееся давление в голове. Если бы я была сильно сосредоточена на чем-то своем (умственная или рутинная работа, просмотр фильма), то могла бы вовсе не замечать их интереса к себе, их воздействие на мой мозг, сердце, эмоциональную систему отнесла бы на счет проблем со здоровьем. Если бы я ничего не знала о психотронном наблюдении, возможностях психотронного оборудования, то не заметила бы ничего необычного.

Когда пыталась уснуть, узнала голос Говорка, хотя он звучал крайне тихо, благодаря особенностям ее речи, о которых писала ранее. Узнав ее голос, я не пыталась вслушиваться, чтобы понять, о чем она говорит, мне важнее было благополучно уснуть. В это время Пианистка вызвала у меня в левом ухе ощущение закладывания и пульсации – но такое ощущение я могла быстро снять, дотронувшись рукой до уха. Недолго оказывалось воздействие на сердце (сдавливание, тяжесть). Голос Говорка был недовольным и досадливым, она не пыталась даже угрожать мне, как в последние дни своего появления. Я слышала, как Пианистка для Говорка озвучивала итоги дня: я всегда отвергаю, т.е. меня всегда удается зацепить, подтолкнуть, но я тут же останавливаюсь (это в отношении подталкивания меня к принятию готовых мыслеформ, подсказок со стороны оператора). Говорок высказалась относительно понижения силы звучания голосов операторов: может возникнуть проблема, связанная с тем, что я не смогу их слышать и реагировать на их высказывания, в т.ч. на их озвучиваемые расшифровки моих бессловесных мыслей, и они не будут знать, правильно ли их интерпретируют. Звук был им необходим для получения моих реакций, для управления процессом моего мышления, для простого же наблюдения или воздействия на мозг, сердце, манипуляций эмоциями звучание их голосов не так важно, это можно делать почти неслышно.