Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

5 июля 2015 года

Относительно подсказок для повторения, которые я замечала и отторгала, Говорок сказала: «Раз она их замечает, то и отвергать нечего – от них прока нет».

Говорок много работала с силой звучания голосов операторов, переходя с одного уровня на другой. О самом низком уровне звучания она сказала: «Я не знаю, зачем он нам, он для того, чтобы только не потерять из виду эту куклу, слышать друг друга мы не сможем».

Отметив еще накануне эффект понижения моего внутреннего слуха прикосновением ладоней к голове, я повторила опыт.

Уже второй день у меня появлялась головная боль, не точечная, как раньше, а стабильная и без привязки к определенному месту головы. Ощущалось давление в голове.

«Случайные» слова, как и накануне. Искусственные (внешние) эмоции – озлобление, слезливость, тщеславие, мной не поддерживались.

Я далеко не всегда правильно слышала то, что произносилось операторами. Иногда они переходили на очень тихое вещание, недоступное для моего внутреннего слуха.

Говорок сделала много замечаний Пианистке, которая почти не реагировала на них, демонстрируя свою недоступность для критики. Например, Говорок заметила, что гнобление, на которое стала ориентироваться Пианистка, неэффективно при крайне низком уровне звучания их голосов. Много раз Говорок пыталась заставить Пианистку «разводить» меня, той это не удавалось, она только ныла по этому поводу. У меня создалось впечатление, что Говорок – главная не в последней инстанции, что она не вольна при выборе помощниц, не она принимает ключевые решения

До отхода ко сну в 23 часа занималась Дневником, операторы внимательно следили за моей работой. Я предположила, что комментарии «суфлера», «оппонента», как называли оператора, фиксирующего события с максимальной точностью, делались ради Говорка и/или иного лица, контролирующего психотронный эксперимент, для информировании об истинном положении дел.

После того, как я внесла новые записи в Дневник, Пианистка пообещала мне применить все ломающие удары, какие были в ее арсенале: воздействие на сердце, «бомбочка», головная боль. Но я ей напомнила: это она уже пробовала, при сложении ломающих ударов эффект от каждого из них снижался. Кроме того, у нее не хватило бы пальцев (а это уже констатировали ее коллеги) для осуществления такого грандиозного гнобления

Еще в одном из первых представлений невидимок, в котором Пианистка изображала агрессивного, неуправляемого мента, горевшего жаждой мести за «убитую» мной посредством силы мысли судью, о ней сказала с иронией И Это Верно: «Мы сами его боимся». Теперь эта фраза с двойным смыслом вспомнилась, когда я слушала бесконечные и бесполезные упреки Говорка в адрес Пианистки. Я подумала, что Пианистка своей непредсказуемостью и своенравием беспокоит тех, кто тесно связан с ней совместной работой.

В 23-30 снова соединила ладони рук на голове с целью ухудшить свой внутренний слух, сразу появилась легкая головная боль в качестве наказания.

6 июля 2015 года

Я почувствовала действие «возбудителя» мозга и поняла, что мне снова предстоит бессонная ночь. Стала слушать музыку в наушниках, рассчитывая более комфортно перенести ночное ментальное насилие. На это главная среди пси-операторов Говорок сказала: «Что ж, может быть, придется эту кумушку оставить в покое и наблюдать за ней издалека». Пианистка: «И будем….?» Говорок: «Кто-нибудь один будет за ней…» Операторы, как мне показалось, стремились форсировать свое «исследование», не исключено, что и вследствие моего намерения, возникшего днем, выложить Дневник в Интернет.

Пианистка применила все известные мне ломающие удары, одного головокружения не хватало. Теперь ее любимым инструментом гнобления стала головная боль. Про «бомбочку» она сказала, что ей запретили ее применение, т.к. она разрушает мозг. Насколько это правда, бог знает. От переполняющего ее рвения Пианистка послала мне ночью раздражающее изображение – разноцветные мелькающие точки, это мешало уснуть.

Операторы продемонстрировали супер-тихое звучание, какого мне еще не приходилось наблюдать. Они перешли на этот уровень, внезапно умолкнув, после активного диалога со мной. Мне было передано множество сигналов-намеков, которые я идентифицировала как чужие, внешние, а не идущие из моего подсознания. Такое супер-тихое звучание не сопровождалось шумом в ушах, как было ранее, но его можно было обнаружить, тщательно прислушавшись. Я подумала, что невидимки пытались не столько развивать мой внутренний слух, сколько максимально использовать мои природные данные, что, возможно, одно и тоже.

Говорок: «Сначала надо сделать, чтобы она не отличала свое от чужого, а уж потом разберемся с тем – надо ей или не надо». Это было сказано по поводу сигнала-намека бытового характера («использовать размороженный продукт и выбросить упаковку от него»), который я не могла с уверенностью идентифицировать как внешний, т.к. он затрагивал то, что мне было необходимо и о чем я сама могла бы подумать. Говорок остановила свое внимание на этом эпизоде и возвращалась к нему не раз.

«Громкая» музыка, которую я слушала в наушниках, помешала планам Говорка, которая явно доминировала в окружении двух помощниц. Уснула лишь около 4-5 часов утра, сон был поверхностным и коротким (до 6 часов утра).

Сразу после пробуждения со мной стали заниматься в условиях крайне низкой силы звучания голосов операторов. Я почти их не слышала, ощущая сильный шум в ушах. В этих условиях получила несколько сигналов-намеков, которые идентифицировала как внешние. Комментарии операторов, хотя и были хорошо мне слышны, звучали по-особому, это касалось не только силы звучания голосов. Обнаруживалась обратная связь между шумом в ушах и силой звучания их голосов. Создавалось впечатление, что операторы ожидают от меня вхождения в какое-то состояние. Было заметно действие «захвата» внимания. Пианистка не удержалась от «чистки ушей», хотя, возможно, это было непременной частью их работы. Случайно коснувшись ушей, в которых стоял сильный шум, я заметила, что от прикосновения шум в правом ухе совсем исчез, в левом стал заметно тише. Операторы снова стали усиливать поле в районе ушных раковин, я снова снимала его прикосновением. К «чистке ушей» они настойчиво возвращались. Я слышала взволнованный голос Говорка, казалось, что нынешняя ночь для нее имеет архиважное значение. В это время я получила множество подсказок, которые должна была принять, но по-прежнему видела в них попытки влияния. Хотя, по словам Говорка, я вовсе не должна была замечать эти подсказки, никакой человек не станет повторять то, что уже определил как чужое. Шум в ушах стоял колоссальный. По словам Говорка, они добивались того, чтобы я их не слышала, но это приводило к тому шуму, который невозможно было оставить без внимания, он вызывал не только дискомфорт, не только был противоестественным, но и болезненным. Шум в ушах отнимал почти все мое внимание, которое, как я полагаю, должно было быть направлено на прослушивание эфира для ловли тончайшего сигнала. Вскоре шум в ушах стих, но в левом ухе ощутила несильную боль.

Занимаясь утренними домашними делами, я как бы забыла о невидимках, т.к. они не были назойливы. Но услышала вопрос Пианистки: не пропущу ли я сигнал, если он придет в момент моего «приглушенного» состояния, вызванного бессонницей. Говорок ответила: «Но ведь сигнал Я буду передавать». Действительно, она непрерывно отслеживала мое состояние и ловила удобный момент для «выстрела», как охотник в засаде. «Мы уже поняли, что ловить нужно момент, а поймать его нелегко», - говорила Говорок.

Вскоре Говорок сказала: «…столь сладостные для нас утренние часы заканчиваются, потом она будет работать… мы пытались лишить ее работы, но…»

Я получила сигнал-намек бытового характера, очень тонкий, направленный на совершение мной действия, обычного в другие дни, но не являющегося необходимым теперь. Я обратила внимание на то, что операторы не стали комментировать, как раньше, этот эпизод, - заметила я сигнал или нет, что именно заметила. Но уже через несколько секунд забыла, на что был направлен сигнал, помня лишь то, что он был.

Примерно к 8 часам утра операторы попытались вернуться к обычному «разводу», но я уже вошла в состояние отстраненности.

После 8 часов утра - услышала слова И Это Верно: «С ушами был перебор». Говорок ей ответила: «Может быть».

Ближе к 9 часам почувствовала 2 «удара» по сердцу с небольшим перерывом: первый слабее, второй – сильный. Это была, как обычно, инициатива Пианистки, у которой в руках были такие инструменты. Она прибегала к ним в случае возникновения у операторов проблем, связанных со мной, возможно, с целью сделать меня более податливой, сломать. Несмотря на бессонницу, которая могла бы снизить мою сопротивляемость, я плохо поддавалась «разводу», который снова начался, продолжала замечать подсказки, хотя, по представлению Говорка, не должна была это делать. Изредка к изречениям операторов я что-то ментально добавляла, но в целом оставалась в стороне, что их не удовлетворяло, они рассчитывали на бОльшую мою вовлеченность в диалог.

Около 9-20 Говорок сказала, что больше они не будут комментировать события правдиво, но я не поняла – какая от этого польза будет для них, в достоверных комментариях нуждались, прежде всего, они сами.

Около 9-30 звучание голосов операторов снова стало супер-тихим, у меня сильно заложило уши, в левой лобной части головы возникла легкая головная боль, которая вскоре стала слабее, боль была постоянной, а не точечной, как ранее.

Я подумала о причинах, сделавших затею Говорка бесперспективной и провальной: дурной менеджмент или даже полное пренебрежение к нему, отсутствие слаженной команды, противоречивые интересы в группе работников, неудачный выбор подколпачного или теория, которая использовалась Говорком, если теория вообще существовала.

Около 10-11 часов операторы снова пытались меня «разводить», пользуясь удобным для этого моментом. Из-за бессонницы я почти не реагировала на их реплики. Чтобы оживить меня, Пианистка оказала воздействие на сердце (сжатие), вызвала ненадолго легкую головную боль в лобной части головы, уши закладывало сильно и долго.

Со слов И Это Верно, которую я уже стала называть и другим именем – Мозговик, узнала, что она только вскрывает ассоциативные связи, но применяет их кто-то другой, кому должно быть хорошо известно, что и для чего он трогает. Это она сказала в связи с одним случаем возникновения у меня неожиданной ассоциации. На улице я случайно бросила взгляд на грузовой автомобиль, на котором была надпись «Цезарь - пельмени», и моментально получила подсказку: Цезарь Саттелит, так называлась организация, в которой когда-то побывала, но в данном случае вызов этой ассоциации был неуместен, я была удивлена.

До 13 часов меня пытались «разводить», но мозг после бессонницы спал, хотя иногда я реагировала на здравые рассуждения Говорка, состоявшие из моих сырых и старых мыслей с небольшими добавлениями в моем стиле. Около 13 часов я увидела инвалидную коляску, в которой везли инвалида без ноги. Отсутствие ноги сразу отметила. Тут же лицо инвалида на мгновение приняло сходство с лицом моего покойного брата, который был инвалидом по той же причине. Это напомнило мне зрительный образ «зонт», совмещенный с тем, что видел мой глаз в реальной действительности. Работа по совмещению картинок была хорошей, но изображение невидимок было неуместным – я не любила своего брата, не думала о нем настолько, чтобы искать сходство с ним повсюду. Оно выдало присутствие «пастушек», не учитывавших нюансы либо по небрежности, либо из-за невозможности учесть всё.

Пианистка не забывала меня потихоньку гнобить, жалуясь лишь на то, что гнобление – очень скучное занятие.

Я стала слушать в наушниках «громкую» музыку и услышала жалобы И Это Верно, которой музыка мешала работать с моим мозгом, по поводу того, что ее заставляют участвовать в такие моменты в неквалифицированной работе по «разводу», которую она с моих слов стала называть «куриной пляской». Она причитала – специалист по мозгу должна участвовать в тупой работе, заключающейся в бессмысленной болтовне, зато Пианистка, не имеющая глубоких знаний в области мозга, беспрепятственно совершала с ним многие действия, даже не понимая толком, что и зачем она делает, - ради развлечения и спасения от скуки, от отчаяния и беспросветности, от озлобления, вызванного переутомлением, от стремления угодить своим хозяевам. Возмущенная ИЭВ говорила: она и Пианистка не понимают хорошо, что должны делать, Говорок только указывает им: сделай то или это, превращая их в бездумных исполнителей там, где необходимо думать, какие-либо теоретические выкладки им не предоставлялись.

Чуть позже моих размышлений о том, что Пианистка может иметь иной план и иное руководство, чем Говорок (своего рода Фигаро), мне пришла в голову мысль, что заниматься изображениями ей поручил неизвестный босс. Я чуть было не приняла эту мысль за собственную, как вдруг в последний момент заметила, что она внушенная, чужая. Я обомлела, ведь до этого замечала внушаемые мысли значительно раньше, и уже готова была поздравить невидимок хотя бы с маленькой победой. Однако они сами не спешили радоваться, ведь все-таки я заметила подкинутую мысль. Ненадолго воцарилась тишина. Затем я услышала голос Говорка, высказавшей намерение проводить для меня как можно чаще такие «десанты шальных мыслей». Затем я услышала неоконченную фразу, произнесенную Пианисткой, для продолжения мной, чего я не стала делать. Снова воцарилась тишина, вещание операторов было супер-тихим, за мной только наблюдали.

Около 17 часов заснула примерно на 1 час, затем сонливость полностью исчезла, несмотря на недостаточность сна. Я ожидала каких-либо ментальных событий, чтобы получить объяснения тому, для чего меня привели в состояние бодрствования. Но невидимки крайне мало говорили, не переходя при этом на супер-тихое звучание, бросая изредка реплики друг другу. У меня создалось ощущение, будто они находятся в ожидании какого-то события. Я подумала: «Господи! Да неужели мне уже дан сигнал, о котором так много было сказано, а я и не знаю о том!». Затем стала заниматься домашними делами, забыв о них. Но в этот момент зафиксировала один сигнал-намек, что уже является отторжением. В голове (лобной части) ощутила небольшое давление, которое вскоре прошло. Когда занялась своими делами, Говорок произнесла: «Наконец о нас забыла». Снова я услышала несколько незаконченных фраз. Исчезновение контакта с операторами лишало меня стимула думать для них, мне не на что было реагировать. Мое мышление, освобожденное от их посягательств, моментально стало бессловесным.

В ментальной «тишине» снова зафиксировала сигнал-намек неизвестно на что, о чем догадалась лишь по возникшему у меня ощущению отторжения. Такая «тишина» длилась не более получаса, затем начался коллективный «развод» с участием всех трех «пастушек»: Пианистки, Говорка, ИЭВ.

Вечером до 22 часов во время внесения записей в Дневник получила: кратковременную головную боль, постоянное давление в голове, ощущение сжатия в сердце. Боль в ушах становилась все продолжительней. С этой болью я легла спать в 22 часа, однако уснуть мне не давали еще 2-3 часа. Посреди ночи была разбужена, но через некоторое время снова уснула.