Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

4 мая 2015 года

Ночью сон операторами не нарушался, но сразу после пробуждения я была атакована И Это Верно и Пианисткой: пулеметные очереди бессмысленных слов, попытки заставить меня размышлять на темы, давно закрытые, дважды делалась кратковременная (не более минуты) блокировка (торможение) памяти. Операторы неоднократно демонстрировали свою способность улавливать мою еще не созревшую мысль-вспышку, озвучивая ее раньше, чем я сама успевала осознать ее, лишая смысла дальнейшее развитие мысли.

Накануне операторы прислали мне сигнал - изображение тумбы с намеком на находящейся в ней предмет, но допустили ошибку: картинка, связывавшая предмет с его местонахождением, устарела. Теперь они повторили прежний опыт, стараясь устранить ошибку. Я получила сигнал с намеком пойти 5 мая на почту, чтобы отправить деньги: молниеносно промелькнули в сознании зрительные образы: изображение почты и изображение с печатным текстом «5 мая». Все было великолепно, достаточно тонко и выглядело как напоминание о действии, которое мне надо совершить, исходящее из подсознания. Можно было бы добавить немного эмоций – беспокойство, волнение, рассчитав их силу с ювелирной точностью, что операторам тоже доступно. Но и здесь просматривался след невидимок, снова упустивших нюансы. Дело в том, что я уже приняла твердое решение 5 мая совершить этот поступок, не забывала о нем, и напоминание о нем 4 мая выглядело неуместным. К тому же, все это можно было бы сделать и в другие дни 6, 7 мая – дело не такое важное, чтобы из-за него испытывать какие-либо эмоции.

Вечером создалось впечатление, что снова заработала программа, заменяющая оператора-человека: обезличенный голос, отсутствие собственной инициативы и способности контролировать ситуации, реагирование только на мою мозговую активность.

Пианистка: «Видишь, сколько тем мы тебе подбрасываем, не 2 варианта, а десяток и даже больше, ты только возьми НАШЕ…» Сигналы-намеки на определенный предмет, лицо, действие, событие приходили мне в большом количестве, призывая к размышлениям по навязываемым мне темам, как правило, низкого сорта. Тем самым операторы подталкивали меня к ментальному флуду, к непродуктивной работе мозга, ограничивая свободу мышления. Всем этим попыткам я неуклонно сопротивлялась, отторгая сигналы сразу, как только угадывала их общее содержание.

Часто применяемый прием операторов: фиксация (захват) внимания, т.е. вызывание состояния сосредоточенности. Как правило, применялся для того, чтобы мое внимание было сосредоточено на них самих, для того, чтобы я их принудительно слушала, не отвлекаясь ни на что другое. Уже давно стараюсь уклоняться от этого приема, сосредотачиваясь на чем-то своем, на решении своих задач, пытаясь извлечь из этого состояния пользу для себя (как сила ветра используется для наполнения собственных парусов). Важно в это время размышлять на самостоятельно выбранную тему, а не подброшенную операторами, не допускать их влияния на процесс мышления, игнорировать любые их комментарии.

Мне была послано ментально изображение с чем-то неопределенным. Я предположила, что там могло быть изображено сложенное человеческое тело. Оператор сказала при этом: «посмотрим, какие ассоциации у нее это вызовет». Я потеряла интерес к картинке, она исчезла. Но я увидела снова картинку, когда закрыла для отдыха глаза. Несколько позже я снова закрыла глаза, причем чувствовала кратковременный прилив сонливости не к месту (было утро, я хорошо спала). Операторы занимали меня беспрерывными разговорами, пытались контролировать мое мышление, направляя его в нужное им русло. Когда я снова закрыла глаза, то неожиданно опять получила от них изображение с чем-то неопределенным. Я сразу бросилась к дневнику записывать впечатления – изображение исчезло. К 10 часам сонливость прошла, затем я снова ощутила ее на несколько секунд, затем она снова исчезла.

Я не реагирую на попытки операторов подтолкнуть меня к какому-либо действию – игнорирую их соответствующие сигналы-намеки без колебаний, т.к. в основе моего характера – сопротивляться давлению в любых его проявлениях. «Вот почему мы хотим подчинения, чтобы ты не отличала, где твоя воля, где наша», - говорила оператор.

В апреле операторы проводили со мной опыт: когда я слушала песни на иностранных языках и случайно замечала совпадение звучания слов на русском и чужом языке, операторы фиксировали (принудительно останавливали) мое внимание на этом моменте, и я знала, что сейчас услышу их нехитрый комментарий. Через секунду я действительно его слышала. Но здесь мое внимание останавливалось на примитивном с моей точки зрения, не заслуживающем внимания случае. Меня смешила попытка оператора установить какую-то связь в звучании слов на разных языках. Например: «…ta po chi…» и «тапочки».

Во сне или наяву сигнал, полученный от пси-операторов, как бы тонок он ни был, всегда будет содержать элемент подталкивания к действию, иногда - эмоцию, подобранную по виду и силе.

«Пусть говорит, как хочет» - опять в виде неуместного разрешения оператором сделан намек на существование само собой разумеющегося моего подчинения ей.

Я закрыла глаза в метро и расслабилась, как вдруг услышала ментально невнятное бормотание. Я насторожилась, прислушалась и тут же услышала отчетливо: «вот-вот, ты только расслабься, и мы впарим тебе нашу кашу».

Применение «плеточки» в течение дня побило все рекорды. К вечеру появились признаки жесткой дрессуры. Дрессировщица-невидимка пожелала спрятать свое настоящее лицо за маской.

Операторы подбросили мне изображение с чем-то неопределенным и передали сигнал-намек на то, чтобы я увидела здесь эротическую сцену, т.е. на секунду мне показалось, будто я вижу что-то похожее на тело. Одновременно мне была передана довольно сильная эмоция возбуждения, восторженного испуга. Но я в изображении уже отчетливо увидела голову пловца с открытым ртом, плывущего в мою сторону. Операторам это не понравилось, они убрали изображение и сказали: «вот видишь, ты видишь, что хочешь», хотя налицо попытка подтолкнуть меня к эротической интерпретации изображения.

5 мая 2015 года

Размягчая меня «плеточкой» весь предыдущий день 4 мая, операторы попытались лишить меня сна. Но благодаря наушникам, в которых я слушала по ночам музыку, мое бодрствование стало для них бесполезным. Сразу после пробуждения обнаружила обычный легкий, неагрессивный мониторинг операторов. Утром возникло небольшое головокружение при резком поднятии головы. После констатации факта моего головокружения – «так и запишем – головокружение», оператор добавила: «хотя физиология у нас пишется отдельно». Утром операторы пытались меня «зацепить»: нескончаемый монолог невидимки, заставляющей меня слушать, т.к. в нем использовались мои прошлые и настоящие мысли. Недолго применялся давно знакомый прием: я слышала лишь отдельные слова, незаконченные фразы, на которые должна была реагировать по-своему. После моей критики операторы отказались от использования зрительных образов в своих сигналах, выдающих их влияние. Голоса операторов стали очень тихими. Узнаваемой была только Пианистка. Я получила за утро несколько сигналов, но уже не могла судить с уверенностью, исходили сигналы от невидимок или из моего подсознания: пока только мелкие, касающиеся моего быта – узнать время, не забыть что-то и т.п. Эти сигналы вызывали у меня сомнение: я не нуждалась в них - они казались излишними. С этого момента я решила никакой сигнал такого рода не оставлять без внимания, не совершать никаких действий автоматически. Пси-операторов выдавало при передаче сигналов увлечение ассоциативными связями, которые, как и картинки, далеко не всегда проявляются открыто, а также слишком услужливая память, легко открывающая то, что обычно достается приложением усилий.

Операторы не столько призывали меня к размышлениям, не столько озвучивали мои мысли, сколько пытались думать за меня вслух, для моих ушей, используя обстоятельства, в которых я находилась. Это заставляло меня их слушать, т.к. они говорили обо мне, отдавать им почти все свое внимание. Постоянно слушая операторов, даже избегая прямого диалога с ними, я невольно могла ментально добавить в их монолог что-то свое, давая им новый повод для продолжения.

Когда ехала в метро с книгой, около 11-12 часов, накатила сильная сонливость, которая прошла сразу после выхода из метро. В 13 часов в метро надела наушники и стала хуже слышать операторов, тут же стала испытывать легкое покалывание в сердце, заметив при этом искусственную эмоцию волнения, которое вызвало небольшую аритмию сердца. Но сама я была абсолютно спокойна - собственных эмоций у меня не было.

Операторы согласились со мной, что ассоциациями злоупотреблять не стоит – их обилие выдает внешнего контролера. Но около 13-30 они прислали мне сигнал, напоминающий о моей старой мысли, при этом передали мне изображение места, где я находилась, когда эта мысль пришла мне в голову – кусок улицы. Они стали учитывать количество ассоциативных картин за день и их силу – стали, по возможности, снижать их количество, яркость, делая более реалистичными. Увидев в сознании одну картинку, я как бы отвела «внутренний глаз» в сторону, сместив фокус, словно смотрела мимо нее, картинка тут же исчезла. Оператор сказала на это: «конечно, они рассчитаны на восприятие, ты перестала на нее смотреть, и она…»

В течение дня операторы много раз пытались подтолкнуть меня к ментальному, управляемому ими флуду, «развести». «Плеточка» почти не применялась. Придя домой около 18 часов, испытала очень сильную сонливость. В 22 часа попыталась отойти ко сну. Сонливость в это время полностью прошла. Так же, как и днем, от операторов получала угрозы с приказом: «слушай нас без наушников, не отвергай того, что мы тебе посылаем». Я не слушала. С этого момента и примерно до 1-2 часов ночи ко мне был применен целый комплекс жестких средств, затрагивающих сердце, центральную нервную систему. В первую очередь начались покалывания в сердце, на которое я раньше не жаловалась, появилось ощущение жжения в сердце. Затем я испытала сильное растущее давление в голове, казалось, еще немного - и голова лопнет. В беспокойстве поднялась с постели, из-за этого движения ощущение раздувания головы полностью прекратилось и больше в эту ночь не повторялось. Пси-оператор сказала, что это средство действует только в состоянии покоя. Одновременно с ростом давления в голове появилась сильная дрожь в теле, которая нередко поднимается во время большого волнения. Дрожания глазных яблок, как раньше при применении этого ломающего удара, не было. Дрожь, хотя и не слишком сильная, длилась довольно долго – несколько часов, затем сама собою затихла. Я была абсолютно спокойна, у меня отсутствовало естественное волнение, что снизило психотронный эффект. Также облегчало мое положение и то, что я была в наушниках, - в них хуже слышала операторов, звуки музыки заглушали их голоса и оказывали мне моральную поддержку. Неоднократно пыталась уснуть, но сон постоянно прерывался. Сон был короткий.

6 мая 2015 года

Проснулась около 4 часов утра, операторы уже были готовы втянуть меня в диалог. С утра было воздействие на сердце – покалывания, жжение. В середине дня - те же действия. Встав утром с постели, почувствовала легкое головокружение, особенно заметное при взгляде вверх, которое быстро прошло. Несколько раз делалась попытка блокировки (торможения) моей памяти, когда я думала о прошедшей ночи, но блокировки были, как обычно, кратковременными.

Мне уже начали поступать от операторов сигналы, на которые я реагировала, как на сигналы, идущие из моего подсознания, т.е. они были почти неразличимы. Пока они касались совершения действий, полезных мне, но получая такой сигнал, я сначала задумывалась, стоит ли мне совершать то действие по сигналу или игнорировать сигнал. Операторов огорчало то, что я фильтровала сигналы. Утром короткое время я вообще не слышала голосов операторов, их присутствие выдавал особый звуковой фон в голове. Но очень скоро операторы выдали себя голосами.

Для моего втягивания операторам нужен был «прямой» диалог, а для этого им пришлось показать, что они люди, а не программные продукты.

Дважды у меня закладывало уши, как в самолете при взлете или посадке, только намного легче.

Почти как у Салтыкова-Щедрина, оператора с "органчиком" в голове заклинило: «а мы думаем, что вы нам подчиняетесь», «а мы думаем, что вы ничего о нас не напишите», «а вам не кажется, что вы уже втянулись?» и т.д.

Примерно с 11 часов до 15 часов со мною занималась Говорок, пытаясь меня «зацепить». Во время словесной перепалки со мной она все более понижала силу звучания своего голоса, почти сводя ее к нулю, возможно, рассчитывая на мою инерцию, которая заставляла бы меня продолжать слушать и при понижении звука. Однако при этом продолжал звучать более громко голос суфлера, что позволило мне перенастроить свое внимание с Говорка на суфлера. Раньше Говорок говорила мне, заканчивая очередной диалог со мною: «Всем добрый вечер, что вы ответите?» Я придумала свой ответ: «и вам не хворать». Нехотя она согласилась на такой отзыв. Но теперь я захотела пошутить и, желая закончить диалог с ней, сказала: «все высказано, всем добрый вечер, что вы на это ответите?» Она злобно сказала: «да пошла ты к черту!» Изумленные ассистентки произнесли: «Ты же ей сейчас ответила! А знаете, та фраза была нужна, чтобы вы на нее отвечали».

Говорок чувствовала, что получение результата, на который она рассчитывала, - под вопросом. Истерики, угрозы с ее стороны уже были, теперь пошли в ход все имеющиеся в ее распоряжении жесткие средства, которые я стала называть ломающими ударами.

Говорок говорила для меня часть фразы и останавливалась. Я молчала в ожидании. Она говорила: «что же вы, продолжайте, мне нужно, чтобы вы продолжили мою фразу».

«Даже если суфлер повторяет ваши слова, вы должны слушать суфлера, как крыса дудочку Крысолова, несмотря на то, что думаете вы сами. Думая по-своему, вы слушаете суфлера. Вы не должны ни на что отвлекаться, вы должны слушать только нас». Говорок говорила мне фразы и отмечала на каждой новой фразе степень моей реакции на нее, задавая периодически вопросы ассистентке (обычно ИЭВ). Та отвечала: «с переменным успехом, сначала втянется, затем уходит, и так все время».

В 15 часов случайно, интуитивно нашла способ снимать себя с крючка операторов, т.е. в определенной степени «закрываться». Словно стала чувствовать поле. С этого момента операторы стали наблюдать за мной почти неслышно. Вечером, после того, как я нашла способ «ухода» от них, наш прямой диалог прекратился, они перешли на передачу мне сигналов-намеков, которые я понимала лишь в общих чертах, иногда они вставляли в такие сигналы отдельные, ясно звучащие слова для подведения меня к нужному пониманию сигнала. Не слыша операторов, как раньше, я смогла более свободно размышлять на свои темы. Мой «уход», возможно, ускорил переход на бессловесное общение между нами. Однако новый способ общения со мной нес невидимкам новые проблемы – множество ошибок при интерпретации моих мыслей в форме сигнала, частое «отторжение» мной их сигналов.