Голоса в голове - психотронное воздействие на мозг

Дневник участника психотронных экспериментов (контроль сознания, управление мышлением)

2 мая 2015 года

Невидимки подошли к завершающему этапу моей обработки, как казалось. По их словам, я уже была готова к получению команды и ее выполнению. Говорок произнесла: «проверим на вшивость мою…», оставляя фразу незаконченной. Ее беспокоила моя небольшая осведомленность в их делах, склонность к сопротивлению, нежелание подчиняться, но она надеялась на то, что это не помешает выполнению задачи. Она была в состоянии, понятном тем, кто учился в вузе, будто она стояла перед ответственным, судьбоносным экзаменом.

Поговорив со мной утром, Говорок на целый день исчезла и объявилась ближе к вечеру. В ее отсутствие за мной «наблюдали» операторы И Это Верно, Пианистка, которых без труда можно было идентифицировать по голосу. Звучание их голосов было очень тихим, хотя могло быть еще тише. Каждое произнесенное ими слово я отчетливо слышала. Конечно, они фиксировали каждое событие моей жизни – еда, домашние дела, физиология, внимательно следили за моей литературной работой, т.е. за написанием Дневника и других текстов о них. Когда я вводила в компьютер и редактировала собственные старые записки с описанием действий невидимок и моих наблюдений, то обратила внимание на то, что они не придали особого значения запискам в свое время. Это приятно удивило. Во время работы над текстом они пытались влиять на меня: подсказывать более удачные слова или словосочетания, речевые обороты. Этим занималась И Это Верно, обнаружившая отличное знание русского языка, хотя для ее подсказок могла использоваться какая-нибудь программа. Именно она часто использовала в своей речи устаревшие русские слова или выражения. Она фактически выполняла функцию живого словаря, подсказывая почти всегда правильные варианты. Тем не менее, я старалась по возможности находить свои слова, но и не проявляла неуместного упрямства, отказываясь от удачного варианта, подсказанного ею. В это время невидимки почти не «давили» на мой мозг хотя бы потому, что при таком тихом звучании сила «давления» становится ничтожной (по их словам и по моим ощущениям). Но несколько таких попыток было. К тому же даже более сильное «давление» не помешало бы умственной работе, а только ускорило бы утомление от нее.

Во 2-й половине дня ко мне применили «плеточку» - искусственный смех, но и здесь сила искусственной (внешней) эмоции была ниже обычного из-за тихого звучания. Угрозы по поводу моего намерения предать огласке свою пси-историю были вялыми, не продолжительными. Ночью операторы не мешали мне спать, хотя я, слегка обеспокоенная переменами в обращении со мной, все равно надела наушники, в которых «слышала» хуже, чем без них. «Слышать» - получать сигнал от операторов и интерпретировать его. Посреди ночи я неожиданно проснулась и вдруг почувствовала, что во мне что-то изменилось, что со мной что-то не так, я насторожилась, прислушалась к себе, но ничего не поняв, уснула снова. Операторы, вынужденные комментировать происходящее, очень осторожно, нейтрально отреагировали: «а, что? Что такое? Что не так?»

Говорок: «чем больше я говорю, тем больше становится внимание». (Прим.: время показало несостоятельность этого утверждения - с ним еще можно согласиться на самых ранних этапах обработки подколпачного-новичка, но для опытного подколпачного все происходит совсем наоборот)

Пси-операторы в комментариях постоянно произносили пару почти взаимоисключающих фраз, первая – очевидная ложь, вторая фраза суфлера или «оппонента» отражала действительное положение вещей. Но все, что звучит, должно операторами записываться, по уговору они произносили первую фразу для введения меня в заблуждение или для моего «разогрева», вторую, которую произносил суфлер, для того, чтобы позже она была учтена как истинная и соответствующим образом зафиксирована. Все это – по словам самих операторов, но практика подтверждала это правило. (Прим.: это правило соблюдалось даже тогда, когда из всех операторов осталась лишь Говорок, - ей приходилось проговаривать не одно, а пару противоположных изречений, ложное и истинное, т.е. опровергать саму себя)

Я думаю для себя, слышу голос оператора, но он меня не цепляет. Оператор начинает вставлять в мои размышления малозначащие слова, словосочетания, короткие фразы, но в большом количестве. Они достаточно органично вплетаются в ткань моих размышлений, они не нужны мне, но и размышлению не мешают. В какой-то момент я начинаю отдавать этим комментариям все свое внимание, я «цепляюсь». Моя собственная мысль закончена, а я продолжаю вслушиваться в ожидании продолжения. Затем – бесконечно длинный возбужденный монолог оператора, а именно Говорка, на тему, близкую мне, с упреками в мой адрес при одновременном усилении силы звучания отдельных слов, что делает монолог еще более истеричным. Потем монолог переходит в диалог – мне уже непосредственно задаются вопросы, делаются замечания, провоцирующие словесную перепалку.

Утром, едва проснувшись, я услышала команду: «узнай, который час». Мне это было ни к чему, и я проигнорировала ее. Готовлю завтрак, и снова получаю намек на то, чтобы узнать время. Через небольшой промежуток времени – та же попытка. И так несколько раз за день.

Невидимкам не понравилось, когда я стала записывать их действия и высказывания в Дневник. Они говорили, что если бы заметили это за мной раньше, то не стали бы мной заниматься. Я начала делать записи лишь спустя месяцы после их ментального «вторжения», после того, как окончательно освободилась от своих заблуждений на их счет, превратившись в стороннего наблюдателя событий, происходящих в моем сознании

Я совершаю какое-то простое действие, которое можно совершать или не совершать, можно совершать по-разному. Я делаю все по привычке, не задумываясь, подчиняясь внутренней логике. Но оператор, как правило, Говорок задает вопрос: «почему она это делает?», оспаривая целесообразность моего поступка. На самом деле действие, которое я совершаю, если и не относится к самым необходимым, то не относится и к совершенно бесполезным, вредным. При этом она иногда добавляет: «я бы сделала по-другому». В это время она вызывает у меня неуверенность в себе, пытаясь сравнивать меня с компьютером, четко организованной машиной. Дополнительный профит для нее от применения этого приема был бы получен в случае моих возражений, втягивания в диалог, косвенный или прямой.

Невидимки используют в своей обработке подколпачных, к которым отношу себя, не только имеющиеся у них фобии, психологические травмы, но и временные беспокойства, которые возникают ежедневно у каждого человека: «не испортятся ли продукты, не изменяет ли муж/жена, покушал ли ребенок, как выплатить долги, не уволят ли с работы, не опоздать бы на работу, выключила ли утюг, как здоровье мамы или папы» и т.д. Все, что может вызвать временное беспокойство у человека, муссируется невидимками, пытающимися превратить эти состояния в навязчивые, беспокойство – в невроз, истерию, вызвать чувство неуверенности в своей способности успешно решать собственные проблемы.

Операторы прислали мне сигнал, который я поняла, для того, чтобы я продолжила размышлять на подброшенную мне тему. Тема была скабрезной и мне не понравилась, я не стала ее развивать. На это оператор отреагировала: «поздравляю, вы никогда ничего не сделаете из того, что мы обещали».

3 мая 2015 года

Проснувшись, по привычке прислушалась, чтобы узнать, здесь ли они, мои "пастушки". Операторы услышали мой зов и ответили: «да, мы здесь». Звучание их голосов стало особенно тихим, трудно представить себе более тихое звучание. В это время я могла слышать не каждое слово невидимок, а отдельные слова, но так, что смысл сказанного не ускользал от меня. При желании я могла вообще не слышать их, если бы не прислушивалась специально. По их замечанию на эту мою мысль я поняла, что для них лучше всего – чтобы я забыла об их присутствии. Утром молниеносно переданным зрительным образом – листы бумаги на столе – мне намекнули на продолжение литературной работы. Фактически это могло быть только проверкой собственной боеготовности, а не напоминанием мне о моем долге. Утром в момент пробуждения около 6 часов утра присутствовала Говорок, возможно, для проверки моего слуха. Она была более спокойна, чем накануне, и даже пошутила, когда я узнала ее уже не по голосу, а по манере говорить: «если она березовый листик замечает, то кем же теперь прикинуться?» Я весело отвечала: «а каплей росы на березовом листике». У меня поднялось настроение после утреннего пикирования с невидимками. Однако «развод», т.е. раскручивание меня на непрерывный диалог, им был уже не нужен. Утром около 7 часов обратила внимание на проявившуюся у меня способность: неожиданно быстро представила себе что-то для «посыла» невидимкам, т.е. передала им зрительный образ вместо мысли, выраженной словами. Картинка может обладать большей информативной емкостью, чем слова. Здесь я вспомнила о своем недавнем наблюдении, что даже в почтенном возрасте человек может вызвать из своей памяти картины далекого прошлого. Так ли это на самом деле или картины «прошлого» в моем сознании возникли благодаря невидимкам? И почему я могла, не задумываясь, быстро найти нужную картину в собственной памяти, чтобы выразить ею мысль, не прибегая к словам? Что еще удивительнее, как и незадолго до этого, я уже не помнила ни картинку, ни то, что она выражала, какую смысловую нагрузку несла, а помнила только то, что произошел такой случай – мне передан сигнал, я на него ответила. Меня обеспокоил автоматизм этого действия и уход его из-под моего контроля. Операторов очень обеспокоило мое намерение вести дневник с описанием мельчайших подробностей происходящего, а не только отдельных моментов, в котором будет отражена и хронология событий. Они сочли ведение дневника худшим вариантом фиксации событий подколпачными.

Мне пришла в голову мысль, что фразы «кувалды», «развод», то, на что в первую очередь обращает внимание подколпачный, - только ширма, экран, за которым идет настоящая работа над его сознанием. Чуть позже поняла, что фразы-кувалды имеют свой смысл в работе пси-операторов.

Говорок сказала: «мы будем говорить от вашего имени правильные в вашем понимании вещи, но вам останется только молча принимать их» в ответ на мое удивление, когда я услышала от оператора то, что только что хотела сказать сама.

После небольшого перерыва в работе над Дневником операторы усилили звучание своих голосов и попытались вернуться к умеренно-жестким приемам: оскорбления, подталкивание к словесной стычке, брани. Безрезультатно. Я «ушла», перестала их слушать и не заметила, когда они умолкли. Операторы снова понизили силу звучания голосов и стали вызывать у меня головокружения: я ощущала сначала вращение в одну сторону, после секундной остановки вращение продолжилось в другую сторону. Это длилось недолго.

Операторы прислали мне сигнал с намеком на предмет (ключ) в виде изображения места, где он должен был находиться (тумба), вызванного из моей памяти. Но они связали предмет с устаревшим местом его нахождения, я помнила и новое его местонахождение, операторы это не учли и раскрыли свои намерения влиять на мое сознание.

«Мы узнаем раньше вас, о чем вы сейчас подумаете, но на доли секунды», говорила оператор.

«Грубые методы, но на том и стоим», - вздохнула оператор, когда я подумала, что их работа неэффективна.